Мужчина и женщина. Тело, мода, культура. СССР - оттепель - Наталия Лебина

В начале оттепели советским людям активно предлагалась идея бережливости в одежде, пропагандировались разнообразные способы переделки, перекройки, надвязывания. В этом случае экономии предлагалось поучиться даже у капиталистов. Журнал «Работница» в 1956 году предложил своим читательницам статью: «Выдумка, терпение, вкус. Как одеваются наши французские подруги». Но речь в ней шла не о борьбе двух самых крупных модельеров 1950–1960-х годов – Диора и Шанель, а о том, как, не тратя денег, быть хорошо одетой. Ссылаясь на опыт француженок, журнал писал: «Достаточно умело подобрать какой-нибудь воротничок, шарфик, пуговки, чтобы ваше платье преобразилось. Это не требует больших затрат. Наденьте сегодня одну отделку, завтра другую, и вы всегда будете одеты по-новому. Комбинируйте свои наряды. Когда вы покупаете себе новую вещь, старайтесь, чтобы она подходила к тем, что у вас есть». Эта информация взята из «французского массового журнала „Ви увриер“ („Рабочая жизнь“), где трудящиеся женщины Франции охотно обмениваются своим опытом» (Работница 1956б: 28, 29). Примеры переделки старых платьев «Работница» заимствовала и в английской коммунистической прессе. В 1957 году в журнале были опубликованы советы газеты английских коммунистов Daily Worker, что лишний раз должно было подчеркнуть скудность жизни простого человека в капиталистическом мире.

Неудача с развертыванием сети доступных ателье подвигла власти на своеобразное «огосударствление» традиционной женской бытовой практики – самостоятельного пошива необходимой и по возможности модной одежды. Это было своеобразное новшество хрущевского времени. С середины 1950-х годов широкое распространение приобрела продажа готовых выкроек, которые издавались домами моделей. Журнал «Работница» систематически печатал различные материалы, помогавшие женщинам научиться шить самостоятельно. Начали выпускаться специальные пособия по кройке и шитью. В 1957 году вышла в свет книга «Домоводство», целью которой была «помощь женщинам в ведении домашнего хозяйства» (Домоводство 1957: 2). Она включала объемную (165 страниц) главу «Кройка и шитье», в два раза превышавшую главу о приготовлении пищи, в шесть раз – главы о гигиене, воспитании детей и т.д. С 1960 года в средних школах был введен специальный предмет для девочек «Домоводство», обучение навыкам шитья занимало в нем важное место. Одновременно власти стремились обеспечить население швейными машинками, которые в послевоенном советском обществе считались большим дефицитом. Доклады статистических управлений, поступавшие в ЦСУ СССР, фиксировали следующие случаи, относящиеся к самому началу оттепели: «С помощью милиции и все-таки буквально в драке производится продажа швейных машин, поступающих в ростовский универмаг в очень ограниченных количествах». Стремление приобрести важное подспорье для пошива вещей в домашних условиях порождало многочисленные факты спекуляции. В Сталинграде, например, еще до его переименования в Волгоград по данным ЦСУ СССР «швейные машинки ручные, выпуска фирмы „Зингер“, с большим процентом износа» стоили «на рынке 800–850 рублей, тогда как в госторговле» цена новых составляла 600–640 рублей (в ценах 1947 года). На рубеже 1950–1960-х годов в СССР было налажено производство первых советских электрических швейных машинок, но они поначалу казались очень дорогими – 120 рублей (в ценах 1961 года). Для сравнения – буханка черного хлеба стоила 12 копеек. С 1962 года по инициативе Министерства торговли РСФСР машинки стали продаваться в кредит (Захарова 2007: 66).

Сбои в работе системы государственного индпошива вынуждали тех, кто хотел хорошо выглядеть, пользоваться услугами частных портных разного уровня. В 1920-е годы в СССР существовал официально признанный институт надомников, шивших разные вещи. С утверждением социалистического образа жизни число зарегистрированных частных портных, естественно, уменьшилось. Однако и в послевоенное время люди периодически обращались к мастерам, работавшим на дому, чаще всего без патента. Эта ситуация в государстве, строящем коммунизм, выглядела достаточно абсурдной. Идеологическое руководство страны упорно старалось уничтожить проявления индивидуальной трудовой деятельности в сфере быта. В постановлении ЦК КПСС и Совета министров от 6 марта 1959 года прямо указывалось: «Отставание в деле организации бытового обслуживания населения вынуждает трудящихся прибегать к услугам частных лиц, переплачивать им, чем наносится большой ущерб интересам населения и государства» (Решения партии и правительства 1966: 559–560). Через три с небольшим года, в августе 1962-го, ЦК КПСС и Совет министров СССР, рассматривая вопрос о дальнейшем улучшении бытового обслуживания населения, вновь с неподдельной тревогой отмечали, что «неудовлетворительная организация обслуживания населения в существующей сети ателье, павильонов и мастерских вынуждает обращаться к услугам частных лиц» (КПСС в резолюциях и решениях съездов 1986: 272). Частный портной по-прежнему рассматривался как некий пережиток прошлого, тормозящий продвижение к коммунизму. Но это обстоятельство не останавливало людей, стремившихся сшить приличную вещь. О.Б. Вайнштейн полагает, что женщины часто обращались к частным портным «не столько из-за материальной нужды, сколько из желания обрести свой индивидуальный стиль, чтобы противостоять безличности униформы» (Вайнштейн 2003: 121).

Действительно, респондентки О.Б. Вайнштейн с большой теплотой отзывались о мастерах, шивших на дому. Сотрудница журнала «Иностранная литература» Т. Казавчинская рассказывала о портнихе с дореволюционным стажем (в 1960-е годы очень пожилой женщине), которая являлась к клиенту на дом со своей собственной машинкой «Зингер», кроила прямо на человеке, не делая бумажных выкроек. Особенно запомнилось респондентке платье, сшитое к окончанию университета: «Был выбран плотный черный шелк в белый горошек, а с изнанки он был белый в черный горошек, я на всю жизнь это запомнила. И сшила она мне очень простое и строгое платье, как я думаю, по моде, которую носили тогда Джина Лоллобриджида, Брижит Бардо… Она мне сшила платье совершенно без рукавов, с узкой проймой под самое горло, с отрезной расширенной юбкой… такой узенький поясок, который завязывался спереди…» (там же: 109). Вайнштейн утверждает, что «деятельность частных портних оставалась уникальной гендерной сферой женского самомоделирования. Относительная свобода от политического надзора, невысокие цены и ярко выраженный женский акцент в общении превратили шитье платья у портнихи в процесс привилегированного самовыражения. Многие мастерские домашних портних функционировали как неофициальные женские клубы. <…> Женские гендерные признаки субкультуры домашних портних особенно ярко проступают при сравнении с миром мужских портных. Мужчины тоже обращались к портным. Но чаще для переделки, а не для пошива костюма. Отношения между портным и клиентом редко бывали столь же теплыми, как между женщинами, и домашняя мастерская портного едва ли функционировала как салон. Характерно, что образы портных довольно редко встречаются в советской культуре – из известных произведений можно указать только на песню Булата Окуджавы „Старый пиджак“» (там же: 110–111). С этим утверждением, пожалуй, можно согласиться, тем более свои салонно-клубные интересы в 1950–1960-х годах мужчины значительно успешнее, чем женщины, реализовывали в ресторанах или в ателье, где, кстати, не перешивались, а шились новые вещи.