Последний рубеж - Федор Вахненко

Так маленький, тесный и душный подвал на пять минут превратился в сумасшедший дом. Пять минут, которые для бойцов группировки показались часами. Пять минут жуткой, непереносимой ломоты в конечностях, острой, режущей боли в голове. Пять минут, обнажившие все старые раны, которые заиграли с новой силой. Пять минут, после которых все моментально закончилось. В последний раз содрогнувшись всем своим телом, Зона отпустила бойцов «Рубежа». Лишний раз напомнив сталкерам о том, что их жизнь может оборваться в любую секунду, «Выхлоп» завершился. Унеся тех, кто не успел добраться до укрытия, затянувшая небо кровавая пелена стала понемногу рассеиваться, уступая место чистой, словно родниковая вода, глади. И пока пережившие пси-шторм понемногу приходили в себя, на пустых улицах Заводища показалась одинокая шаткая фигура. Запачканный кровавыми полосами ворот. Сгорбленная под тяжестью висящего на шее пулемета спина. Свернутый набок нос, покрытый засохшей багровой юшкой. И, конечно же, левая рука. Левая рука, отсутствовавшая по локоть. Уродливая, рубцовая культя, замотанная в дырявый, будто изрешеченный пулеметной очередью труп, камуфляж.

Сержант Дзержинский не знал, сколько времени прошло с того момента, как он очнулся в лужице крови, натекшей с расквашенного носа. Поначалу он даже не понимал, откуда взялось это навязчивое желание как можно скорее покинуть здание. Просто его голову неожиданно посетила мысль, которой калека был не в силах сопротивляться. «Надо идти». Вот так, неизвестно куда и неизвестно зачем, просто надо. Надо, потому что так сказал голос из черепной коробки. Но перед тем как выбраться на улицу, нужно было привести в порядок оставленное Шумом оружие. Ведь кто знает, что ждет рубежника там, внизу?

С неисправностью однорукий справился достаточно быстро. Усевшись на колени над поцарапанным и давно не видевшим шомпола пулеметом, сержант первым делом отсоединил магазин. Что-то тихо щелкнуло, и на глаза Дзержинскому показался торчащий патрон, который Шумейко долго и вдумчиво пытался загнать в патронник. Вытащить причину задержки удалось не сразу – в первый раз пальцы просто соскочили с гладкой поверхности гильзы. Вторая попытка тоже не увенчалась успехом – ух и крепко же застрял этот проклятый боеприпас! Переведя дух и справившись с внезапно навалившимся головокружением, сержант встряхнул уставшую руку и в третий раз обхватил патрон. Снова неудача. Смачно выругавшись, Дзержинский вцепился в торчащую наружу гильзу зубами. Потянул один раз, другой – и в конце концов боеприпас поддался. Выплюнув патрон на пол, довольный собой сержант повалился прямо на спину, не ощутив всегда прикрывающего ее рюкзака.

– Мать вашу… – протянул однорукий, потерев пальцами переносицу. – Вещи тоже свинтили…

Передохнув, боец медленно, как если бы боялся упасть и что-то сломать, поднялся на колени. Поместил лежавший на полу патрон в магазин, снарядил пулемет. Передернул затвор. Легко пошел, как нож сквозь масло. Хороший знак.

Сержант нетвердо встал на ноги. Голова тут же закружилась, и рубежника слегка повело вправо, но он смог вовремя восстановить равновесие и не свалиться на пол. Приступ тошноты заставил черного согнуться пополам, однако до рвоты, к счастью, не дошло. Да, хорошо все-таки Шум приложил своего сержанта – сотрясение налицо. Или это «Выхлоп» постарался? К слову, о «Выхлопе»…

Как? Как он вообще выжил? Однорукий боец «Рубежа» ни разу не слышал о человеке, который не успел спрятаться от урагана пси-энергии и выкарабкался. После такого не живут дальше. Даже если мозги не превратятся в расплавленное желе, несчастный до конца своих дней обречен влачить жалкое существование в виде постепенно деградирующего зомби.

Зомби… Может, сержант как раз-таки превратился в кадавра? Может, поэтому он не может сопротивляться настойчивому голосу в голове, призывающему как можно скорее покинуть здание, и конечности кажутся такими вялыми, почти ватными? Может, однорукий медленно, но неотвратимо мутирует в одну из тех тварей, которых он когда-то клялся истреблять?

Тряхнув тяжелой головой, Дзержинский выпрямился во весь рост. К черту паранойю, решил он. К черту размышления. Нужно найти своих. Воссоединиться с кланом и приготовиться к продолжению кровавого банкета. Потому что где-то здесь, в мрачных, пыльных подвалах, еще могли прятаться сталкеры. Они могли забиться в угол и терпеливо ждать своего часа. Потерпеть, пока боевой задор черных не угаснет, – и начать свою маленькую партизанскую войну. Наносить малозначимые, но все равно болезненные удары – и тут же растворяться среди домов, каждый раз меняя местоположение. Нельзя давать скитальцам этот шанс. Нельзя давать им время, за которое часть бойцов «Рубежа» расслабится и снова будет выполнять свои обязанности спустя рукава. Тут недоглядели, там просто не обратили внимания – и в конечном итоге обеспечили охотникам за артефактами успешную вылазку.

Вот зачем нужно идти, почему нельзя оставаться в этом никому не нужном здании, лежа на полу и восстанавливаясь после «Выхлопа». Бой за старый завод еще не окончен. А значит, сержант Дзержинский нужен «Рубежу», как нужен и любой другой боец, способный держать оружие в руках.

Взгляд однорукого упал на лежавшую под ногами рацию. Уперев пулемет прикладом в пол и опершись на него, как старик на клюку, черный не торопясь присел на корточки, окинул устройство связи взглядом. Корпус немного треснут, но, в целом, должно работать…

Положив пулемет на пол, сержант подхватил рацию:

– Прием! Говорит сержант Дзержинский! Кто-нибудь слыш… – Захрипев, рубежник приложил прибор к стрельнувшему виску.

– Слышно, сержант, слышно! – Однорукому показалось или голос лейтенанта Колесника и впрямь звучал слишком чисто? Обычно связь в Зоне оставляла желать лучшего, искажая все помехами, а сейчас… Сейчас не было никакого сиплого шума, никакого скрипа. Странно, очень странно. Как будто голос вышестоящего звучал не из рации, а прямо в голове сержанта. – Вы как там, порядок?!

– Порядок, – неуверенно передал боец «Рубежа». – Товарищ лейтенант, где… Где точка сбора?

– Сбор у казарм. Прием? – В этот раз слова лейтенанта смешались с противным, щелкающим гулом, резавшим слух похлеще любого пулемета. Нет, решил сержант, это все-таки не галлюцинация…

– Принял, товарищ лейтенант.

– И, сержант… Докладывать о любой, подчеркиваю, любой подозрительной активности. Прием?

– Принял, товарищ лейтенант. Принял… – повторил Дзержинский и спрятал рацию в пустой карман разгрузки – благо хоть жилет с него снять не успели.

Кряхтя, сержант поднялся, сделал осторожный, неуверенный шаг вперед. Затем второй, третий. На четвертом шаге черного немного мотнуло влево. Плохо дело. В таком состоянии особо не повоюешь. Оставалось надеяться, что по пути к казармам не придется вступать в бой…

Но не успел битый «Выхлопом» боец выйти на улицу, как столкнулся с первым серьезным испытанием: с лестницей. По ней сержант спускался медленно, подолгу собираясь с силами, как будто его окружало аномальное поле, полное жмущихся друг к другу ловушек всех форм и размеров. Единственная здоровая рука что было сил сжимала усеянные бурыми пятнами перила, не давая накатывавшему волнами головокружению сбросить Дзержинского вниз. Широко раскрытый рот большими порциями хватал воздух, пытаясь успокоить неистово бьющееся сердце, а в мозгу крутилась, как заевшая пластинка, одна-единственная мысль: «Скорее бы! Скорее бы эта лестница закончилась!» И когда его желание было наконец удовлетворено, рубежник испытал ни с чем не сравнимое облегчение. Запрокинув голову, сержант радостно закричал во всю мощь своих легких, чувствуя себя так, будто ему только что объявили о выигрыше в лотерее на миллион долларов. Заметно приободрившись, Дзержинский перелез через дыру в стене и подошел к пустому дверному проему. Выглянув на улицу, осмотрелся и убедился в отсутствии видимой опасности. Перешагнул порог, на всякий случай держа пулемет наготове, и…