Последний рубеж - Федор Вахненко

Так что «Рубеж» воевал не со скитальцами Зоны. И не с бойцами группы быстрого реагирования. И даже не с мутантами. Все они, будь то люди или звери, хотели жить. Какими бы кровожадными они ни были, они все равно боялись кроваво-красного неба. Боялись за свои жизни. Но на изъеденных радиацией землях бывшей Чернобыльской области были и те, кому чужд страх. Те, кто не отступит даже перед лицом «Выхлопа». Биологические машины смерти. Цепные псы Хозяев Зоны. Люди, с которыми лейтенант Колесник надеялся никогда не встретиться в бою.

Красные, будто напитавшиеся пролитой внизу кровью, небеса разразились раскатами грома. Низкий рокот, вклинившийся в шум боя, отрезвляюще подействовал на офицера «Рубежа». Доселе неподвижный, словно прикованный к полу, лейтенант перевернулся на живот и наскоро оценил обстановку вокруг. Телохранителя рядом не оказалось – очевидно, он уже спускался в подвал, мысленно готовясь к предстоящему «Выхлопу». Что ж, разумный шаг.

Вытащив из кобуры ТТ, лейтенант Колесник по-пластунски выбрался в коридор и подобрался к облезлой лестнице, ведущей вниз. К спасению. Сколько времени осталось до того, как пси-ураган захлестнет Зону? Пять, десять минут? Офицер черных оттянул рукав куртки и взглянул на изрядно потрепанные механические часы с треснувшим циферблатом. Бесполезно. Он не помнил, во сколько пришел докладчик. Не знал, сколько провалялся на холодном полу, приковав взгляд к небу. Значит, чтобы успеть добраться до подвала, придется рискнуть.

Шумно переведя дыхание, Колесник поднялся. Он чувствовал: прямо сейчас его голова показалась в оконном проеме кабинета. Прямо сейчас терпеливый, готовый ждать сколько угодно снайпер помещал висок лейтенанта в прицел своего оружия. Счет пошел на доли секунды.

Пригнувшись, рубежник устремился вниз по лестнице. Оступившись на первой же ступеньке, офицер упал на пятую точку, больно приложившись копчиком о жесткое покрытие. Витиевато выругавшись, Колесник положил руку на кирпичную стену. Медленно поднялся. Сделал осторожный, неуверенный шаг вниз. Зашипел от тупой боли, которая расплавленным свинцом растеклась по ушибленному месту. И, стиснув зубы, пошел дальше. Пошел, пока на улице свистели пули, пока трещали автоматы с пулеметами и громогласно ревело небо, накапливая энергию для предстоящего «Выхлопа». Пошел, пока у него еще был шанс остаться в живых…

* * *

Что-то с силой толкнуло Палыводу в грудь. Миг – и черный оказался на ничем не прикрытой спине, приложившись затылком об асфальт. Голова незамедлительно наполнилась низким, свистящим гулом. Хватая ртом воздух, боец «Рубежа» приподнялся на локтях. Тело отзывалось медленно, как бы нехотя. Дышать было нечем, словно кто-то медленно сдавливал грудь старика стальными тисками. На губах ощущался соленый привкус пузырящейся крови, по куртке растекалось теплое багровое пятно.

С трудом приняв сидячее положение, Палывода перемещался к припертому к баррикаде рюкзаку. Он чувствовал, как невидимый нож, терзающий его изнутри, постепенно берет верх над болевым шоком. Он отчетливо слышал сдавленный, заглушавший даже шум в голове хрип при каждом вдохе. Но он все равно не сдавался.

Вцепившись в рюкзак, старик безуспешно попытался расстегнуть молнию. Заело. Рубежника сотряс непродолжительный приступ кашля. Сплюнув кровавую жижу прямо на камуфлированную ткань поклажи, Палывода стиснул зубы и рванул что было сил. Дешевая материя разошлась по швам с неслышимым на фоне выстрелов треском. Слетевшая с желтоватых зубьев собачка молнии незаметно шлепнулась на асфальт.

Из груди Палыводы вырвался булькающий стон – болевой шок окончательно сошел на нет. Боец группировки схватился за простреленную грудь, прижав скрюченные пальцы к мокрой ткани камуфляжа. Резко выдохнув, черный обронил на рюкзак еще несколько кровавых капель. В глазах помутилось.

Это конец, с горечью признал он, прислонившись спиной к мягким мешкам с землей. Даже если ему все-таки удастся добраться до обезболивающих, это только оттянет неизбежное, не больше. Нет, рядовой Палывода хотел бы продолжать бороться. Он хотел бы вколоть в себя все шприцы, какие у него были, встать на нетвердые ноги, подхватить автомат – и отправиться вершить свою месть. Хотел бы. Но не мог. Тело его больше не слушалось. Он только и смог, что медленно, превозмогая боль, повернуть голову и взглянуть на ту самую восьмиэтажку. Возможно, рядовой Иванцов все еще был там. Возможно, он уже сменил позицию, как сделал бы, наверное, любой квалифицированный снайпер, а не науськанный Зоной дилетант. А возможно, он был уже мертв.

«Да какая, нахрен, разница?» – спросил себя Палывода. Стрелять надо было раньше. Тогда, ночью. Надо было собрать всю свою решимость в кулак и найти этого здоровяка. Расправиться с ним – и бежать без оглядки. Может быть, попытаться прибиться к «Вольному народу» – говорят, у них не такие строгие порядки, как в «Рубеже». Может, они бы и не стали сразу открывать огонь по человеку без опознавательных знаков. А если бы стали – что ж, туда ему и дорога. В конце концов, старик виновен в смерти того сталкера не меньше Иванцова.

«Не меньше?» – переспросил внутренний голос пожилого рубежника.

Сморщившись, Палывода сплюнул кровью. Да. Кто бы ни говорил с ним: возродившаяся из пепла совесть или просто логика с щепоткой здравого смысла – этот кто-то был прав.

«Да, – мысленно сказал рядовой, наконец найдя в себе силы признать совершенные ошибки. – Это все я».

Отведя взгляд от восьмиэтажки, черный закрыл глаза. По его щекам побежали тонкие, прозрачные ручейки слез. Израненное тело старика слабо задергалось в приступе свистящего, мерзко хлюпающего кашля. Несколько капель крови вылетело из его рта, алыми кляксами приземлившись на асфальт.

«Это я тебя убил».

Палывода сам пустил сталкера вперед. Он знал, что «Рубеж» объявил войну всей Чернобыльской области. Знал – и все равно опрометчиво послал бродягу в авангард.

«Прости меня, Юра».

Не было ничего удивительного в том, что бойцы Дзержинского открыли огонь по показавшемуся среди деревьев скитальцу. Для них этот человек был врагом. Старик не мог этого не знать. Он ведь прекрасно слышал приказ капитана. Слышал – и, тем не менее, позволил своему сыну пойти первым. Что ж, результат не заставил себя ждать…

«Прости меня…»

* * *

Пуля врезалась в угол оконного проема в считаных сантиметрах от лица рядового Ершова, обрызгав бойца группировки спреем из кирпичного крошева.

– А, черт! – вскрикнул черный, хватаясь за лицо.

Стукнувшись о подоконник, автомат повис на шее рубежника. Согнувшись пополам, Ерш упал на колени, не переставая кричать.

– Твою ж мать! – выпалил сержант Дзержинский, занявший позицию у другого окна, метрах в пяти от раненого.

«Двадцать два!» – АКСУ трижды стукнул однорукого в плечо. Пригнувшись, калека пробежал мимо Ершова. Преодолел неровную, топорщащуюся зубами из оранжевого кирпича дыру в толстой стене. Присев, быстро осмотрелся, найдя взглядом вжавшегося в стену между двумя окнами Караченко. С низкого старта бросился к подчиненному.