Шерлок Холмс и Золотая Птица - Фрэнк Томас

На следующее утро я должен был навестить несколькихпациентов. Холмс опять поднялся раньше меня, если только вообще ложился спать.По его поведению никогда нельзя было определить, отдыхал он или нет. Во всякомслучае, кому-то, и я подозреваю, что Билли, пришлось потрудиться. Холмс сидел вкресле у камина, углубившись в книгу, а на столе было разбросано нескольконезнакомых томов. Часть из них была раскрыта.

— Что это? — спросил я, указывая на книги.

— Исследования, Ватсон. — Меланхолии Холмса как не бывало.Он снова шел по следу и был счастлив. — Работы специалистов по бриллиантам.Здесь труды Жан-Батиста Тавернье и нашего Эдвина Стритера. Несколько интересныхкомментариев Бенвенуто Челлини, научные труды Капефижу и Брантоме пообщественным отношениям.

— Боже мой! — простонал я со скорбной улыбкой. — Мы обычнопо колено завалены вашими архивами преступлений, а теперь очередь книг обриллиантах.

— Временное неудобство, Ватсон.

— Вы что-нибудь выяснили?

— Пока нет. Но выясню. Когда знаешь, что искать, работастановится легче. У нас, конечно, есть последнее средство. — Я непонимающеуставился на Холмса, и он продолжил: — Наш клиент Васил Д`Англас сообщил, чтобудет в Лондоне через два дня. Вы, надеюсь, понимаете, старина, что он знаеттайну Золотой Птицы.

— Так почему просто не спросить его, Холмс?

— А вы думаете, он скажет правду? — Сыщик отложил книгу. —Кроме того, Д`Англас — наш клиент. Это мы должны информировать его, а ненаоборот.

Прежде чем я смог найти подходящее возражение, Холмс сновасменил тему:

— Знаете, это дело нравится мне все больше. Спрятанбриллиант огромной ценности. И спрятан не где-нибудь, а в вещи, которая ценнасама по себе. Большое сокровище укрыто в меньшем. Я не могу вспомнитьаналогичный случай. Поразительно!

После завтрака я оставил Холмса копаться в старых книгах ивышел на Бейкер-стрит, пациенты заждались меня. Кеб стоял неподалеку, и я сел внего, собираясь назвать вознице адрес. Это было последнее, что я запомнил…

Очнувшись, я обнаружил, что лежу на соломенном тюфяке икто-то трясет меня за плечи. Когда глаза привыкли к тусклому свету, я разгляделчеловека, который привел меня в сознание, поставил на ноги и поддерживал,помогая справиться с нахлынувшей дурнотой. Человек этот был подобен горе, егомускулы напоминали канаты океанского лайнера, но сильные руки были поразительномягкими и нежными. Бритая голова терялась на бычьей шее, переходящей в плечигориллы. Ручищи гиганта напоминали окорока. Подождав, пока я окончательно придув себя, великан мягким голосом произнес:

— Идите.

Выбора не было и я повиновался.

Пахло землей и илом — где-то рядом была река. Но воздух былчистым и сухим. Меня вывели из небольшого помещения, где я спал, очевидно, поддействием какого-то наркотика. Нестерпимо резало глаза, но тошнота прошла. Досих пор не знаю, чем меня усыпили.

Мы спускались по узкому коридору с земляным полом. По обестороны через равные промежутки находились двери, помеченные ярко-краснымииероглифами. На перекрестках тяжелая рука, лежавшая на моем плече, поворачиваламеня в нужном направлении. Где бы я ни находился — а я подозревал, что вЛаймхаусе, — меня вели по коридорам лабиринта. Проход то и дело разделялся,прошло довольно много времени, прежде чем мы оказались перед пролетом шаткихступенек. Короткий подъем, и, миновав портеру, мы оказались в большой комнате,освещенной газовыми рожками. Мой провожатый погасил свечу и отпер дверь вдальней части комнаты, знаком приказав мне войти в нее.

Я очутился в маленькой комнате, стены которой были увешаныковрами. Тошнотворно пахло ладаном. Горело множество свечей, я заметил, что ихпламя неподвижно, как в церкви. Это производило гипнотический эффект, и язатряс головой, чтобы побороть сонливость. Мой провожатый прошел через комнатуи откинул ковер, обнажив богато инкрустированную деревянную панель. Я услышал,как щелкнул замок. Китаец-гигант сдвинул панель в сторону и, не трогаясь сместа, знаком велел мне войти.

Я оказался в комнате, увешанной коврами от пола до потолка.Невозможно сказать, были ли за ними стены. Панель за спиной сама собойвернулась на место. Я стоял в десяти футах от большого стола, украшенногоискусной резьбой. Вероятно, это было розовое дерево, столешница была покрыталаком и отполирована до мягкого блеска. За столом в кресле с высокой спинкойсидел китаец. Фигура в наглухо застегнутом халате казалась неестественнопрямой. Лицо азиата напоминало круглую желтую маску, на которой выделялисьпроницательные раскосые глаза. Голову едва прикрывали несколько жидких прядей,с подбородка свешивались две тонкие полоски седых волос. Несмотря на седину,хозяин комнаты не казался слишком старым, хотя я не взялся бы определятьвозраст китайца. Тонкие пальцы с необыкновенно длинными ногтями осторожногладили огромное животное с короткими лапами и длинным, нервно подрагивающимхвостом. Зверь смотрел на меня блестящими любопытными глазами. Я узнал этогозверька.

— Какой симпатичный мангуст! Судя по шкуре, здоров и ухожен.

Китаец изумился:

— Вы знаете это животное? Значит, вы служили в Индии.

— Имел честь.

— Пожалуйста, присаживайтесь, доктор Ватсон, — сказалхозяин, указывая на низкое кресло, стоящее против света.

Усевшись в него, посетитель был вынужден задирать голову,чтобы видеть лицо возвышающегося над ним собеседника. Кроме того, газовые рожкисветили прямо в глаза гостю, ослепляя его и подчеркивая зависимость от хозяина.«Восток — дело тонкое», — подумал я и ответил:

— Я предпочел бы стоять. Не думаю, что Чу Санфу откажетгостю своего дома в такой маленькой прихоти.

Китайцу пришлось смотреть снизу вверх. Это уязвило его, хотяна бесстрастном лице не отразилось ничего.

— Мне жаль, что приходится доставлять вам неудобства, докторВатсон.

Он приготовился продолжать в том же духе, но я не намеренбыл выслушивать всю эту восточную чепуху. В Британии такие вещи даром непроходят.

— Вам нисколько этого не жаль, — бесцеремонно прервал япоток красноречия Чу. — На самом деле я вас совершенно не интересую. Моепохищение — лишь инструмент воздействия на мистера Шерлока Холмса. Боюсь, чтотакой противник вам не по зубам.