Пособие по выживанию для оборотней - Светлана Гусева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он не представлял, как ему даже в теории удастся вырубить всех троих. Внезапно очухавшийся лысый прыгнул ему на спину — и оба рухнули на землю, покатились в сторону кустов. Лягнув громилу несколько раз, Туомас резко опустил сцепленные руки ему на ключицу — на мгновение ему послышался неприятный хруст, но времени на сожаления не оставалось. Он резко вскочил, оставив беднягу выть от боли на земле, и огляделся.
Положение ухудшилось.
В руке главаря неизвестно как оказалась небольшая плетка из трех хвостов. Небритый был по-прежнему безоружен, но теперь свирепости у него только прибавилось.
— Боюсь, приятель, нам придется убедить тебя, даже если ты согласишься ехать.
Туомас пожал плечами:
— Что, обидно привезти меня невредимым?
По тому, как побагровели оба, он понял, что угадал верно. Но это уже не имело значения — оборотни бросились на него, и, пока Туомас держался под градом кулаков, плетка, издав короткий пронзительный свист, рассекла ему левую щеку. Запах собственной крови лишь усилил его ярость — понимая, что теперь от него не оставят живого места, Туомас окончательно перестал деликатничать.
Пришла пора вспомнить пару фокусов со времен старших классов, когда быть одиночкой значило быть изгоем. Интересно, каковы его шансы на появление полицейского патруля?
Он внезапно опрокинулся на бок, избегая нового взмаха плеткой, и сделал громиле подсечку, опираясь только на правую руку, — прием из брейк-данса, на который он отходил, как и во многие другие секции, от силы месяц. Танцами увлекался приятель по хайкингу из параллельного класса, которого тоже гнобили, хотя Туомас уже не помнил за что. Ему самому доставалось за шведский акцент, за нежелание работать в группе, за молчание… за все подряд. И вот десять лет спустя странный навык, выученный вместе с Алексисом, внезапно пригодился.
Громила рухнул, едва не задев старшего. Туомас легко отклонился назад, ни на минуту не позволяя себе остановиться, — только так у него был шанс избежать нового удара. Кровь продолжала струиться по щеке и уже стекала за шиворот; дышалось через силу. Удивительно, что его сил хватало на то, чтобы таскать пациентов половину рабочего дня, а простейшая драка истощила за несколько минут.
— Приятель, ничего хорошего не выйдет. — Старший стоял напротив него. — Я готов ограничиться еще парой ударов, но и ребята добавят. Пора закругляться.
Несмотря на усталость, внутри у Туомаса все кипело. Он не собирался сдаваться, не собирался никуда ехать с бандой отморозков.
— Если боишься проиграть, так и скажи, — проревел Туомас, бросаясь в атаку.
Это стало ошибкой. Он ничего не знал о том, как дерется старший, — поэтому то, с какой легкостью тот схватил Туомаса за плечо и перекинул через себя на землю, оглушило едва ли не сильнее самого удара. Плеть оборотень отбросил в сторону — туда, где валялись два его помощника. Туомас еще не успел прийти в себя, как старший ударил его ногой — несколько раз, прямо в солнечное сплетение.
— Я же сказал тебе. Сказал, сучонок. Не рыпайся теперь.
Туомас дернулся и с трудом откатился в сторону. Несмотря на сильнейшую боль, он сделал слабую попытку подняться, но получил удар в челюсть, от которого в глазах замерцали звезды. Он рухнул как подкошенный, но вожак, не ограничившись одним ударом, легко приподнял его за шиворот, словно котенка, и ударил снова.
Раз. Другой. Туомас перестал сопротивляться, в то время как на тело продолжали рушиться удары. Наконец его приподняли, словно куль с мукой, и потащили куда-то. Он попытался оглядеться, но получилось плохо.
Глаз заплыл, тело разваливалось на куски. Он смутно понял, что его погрузили в большой, провонявший куревом и потом джип. Ровный городской асфальт вскоре сменился неровным, а за ним пришел неасфальт, и каждая кочка оставляла на избитом теле новые отметины. Сквозь прозрачную крышу Туомас видел, как над головой проносилось темное, покрытое блестящими точками небо. Он пытался пошевелить руками, но те лишь отзывались глухой тянущей ломотой — слабым отголоском того ужаса, что ему пришлось пережить после первой Луны.
Скоро все вылечится — эта единственная мысль согревала его всю долгую дорогу. Он не мог сказать, сколько они ехали — полчаса или больше. Оставалось надеяться, что оборотни, как и он, прекрасно знали, что до полнолуния оставалось не так уж много, и везли туда, где не будет беззащитных людей. Вспомнив об Игоре, Туомас испытал резкий приступ паники — теперь он уже не был уверен, что питерские оборотни хоть немного соблюдают правила безопасности. Возможно, и доктор Герман им совсем не указ.
Последнее, что он помнил, — это хриплый женский голос, который напевал что-то бесконечно печальное о нелегкой звериной судьбе, и руки, которые гладили его спутанные, перепачканные запекшейся кровью волосы.
Глава 11. Стая
Может ли оборотень быть вегетарианцем?
Нет.
«Пособие по выживанию для оборотней», с. 180
Голова гудела, словно гонг под ударом колотушки, а во рту стоял железный, солоноватый привкус крови — судя по всему, его собственной. Туомас разлепил распухшие, спекшиеся губы и с наслаждением провел языком по свежей корочке ран. В ноздри ударил тяжелый запах земли и каких-то трав. Где-то неподалеку играла музыка — тяжелый, бьющий по синапсам рок, с которым сливались незнакомые ему голоса. Не двое, не трое — много больше. Затылком он чувствовал что-то мягкое, заплывший левый глаз было не открыть. Ветер едва ощутимо шевелил волосы…
Нет, не ветер. Туомас дернулся, несмотря на боль в подреберье, — и рука, теребившая его вихры, остановилась. Над лицом нависла бесформенная тень, и тут же над ухом раздался глубокий грудной голос:
— Хорошо же Борька тебя отделал… Заводится медленно, но потом, как ни старайся, не остановишь. Думать будешь в следующий раз, прежде чем лезть на рожон.
Рука вернулась на прежнее место. Туомас хотел спросить, какого черта им надо, а также на кого и зачем ему лезть, но язык не повиновался.
— Музон приглушите! — внезапно рявкнула женщина. — Полночь не за горами, балбесы.
Музыку тут же выкрутили в ноль, так что теперь Туомас расслышал и голоса, и лязг металла, и сдержанные смешки. Где бы он ни был, вокруг находилось не меньше десятка оборотней — и мужчин и женщин. Та самая Стая, о которой говорил доктор Герман.