Полмира - Джо Аберкромби

– Убить человека – непросто, что бы там скальды ни пели.

И он по-отечески обнял Бранда за плечи:

– Но сегодня ты поступил правильно. Благое дело совершил.

– Правда? – пробормотал Бранд, потирая свои перевязанные руки. – Я все думаю… кто он был. И почему пришел сюда, и зачем дрался. И лицо его вижу, прям перед собой.

– Есть такое дело. И, может, будешь и дальше его видеть, пока сам за Последнюю дверь не шагнешь. Такова цена того, что стоишь в щитовой стене, Бранд.

И Ральф протянул ему меч. Хороший меч, с окованной серебром рукоятью и битыми старыми ножнами.

– Это меч Одды. Он бы отдал его тебе. У хорошего воина должен быть хороший меч.

Бранд, конечно, всегда мечтал о собственном мече, а вот сейчас посмотрел – и чуть не сблеванул.

– Я не воин.

– Нет. Воин.

– Воин ничего не боится.

– Это дурак ничего не боится. А воин стоит и не бежит, несмотря на страх. Ты стоял и не бежал.

Бранд пощупал штаны – мокрые.

– Я стоял и обоссался.

– Ты не один такой.

– Герой в песнях никогда не ссытся.

– Ну да.

И Ральф пожал ему на прощанье плечо и поднялся на ноги.

– Вот почему песни – это песни, а жизнь – это жизнь.

Матерь Солнце уже высоко поднялась над степью, когда они пустились в путь. За их спинами медленно поднимался к небу дым погребального костра. И хотя кровь слилась с неба, уступив безмятежной голубизне, она все равно запеклась у Бранда под ногтями, и в его повязках, и на его зудящей шее. И этот красный день еще не кончился. Теперь каждый следующий день тоже будет красным.

У мачты лежали четыре весла, и над равниной уже кружился пепел мужей, что сидели за ними. Скифр скорчилась среди сундуков, погруженная в свои мрачные мысли, нахлобучив капюшон. Гребцы пытались отодвинуться от нее как можно дальше – была бы их воля, они б и с корабля попрыгали, лишь бы с ней не плыть.

Бранд поглядел на Колючку, когда они садились на свою скамью. Она тоже оглянулась, и лицо у нее было белое и безжизненное, как у Одды, когда они обкладывали его поленьями. Он попытался улыбнуться, но губы не слушались.

Они стояли плечом к плечу. Стояли у самой Последней двери. Стояли лицом к лицу со Смертью, и доброй была их жатва для Матери Воронов. Что бы там ни говорил наставник Хуннан, они оба стали воинами.

Вот только все было совсем не как в песнях. Совсем не так.

Калейв расползся вширь и вдаль, мерзкой грязюкой стекая с одного берега Запретной, перекидываясь, подобно парше и заразе, на другой. Дымы бесчисленных костров закрывали небо, кружили хищные птицы.

Княжеские палаты стояли на невысоком холме над рекой. Издалека видать золоченые конские головы на резных балках, а стена вокруг них сложена то ли из камня, то ли из глины, и потому непонятно, обрушилась она или расползлась. А за ней жались один к другому деревянные домишки, забранные в ограду из здоровенных бревен – по ней прохаживались стражники, и солнце блестело на остриях их копий. А вот за оградой начинался полный хаос – уродливый лагерь из палаток, юрт, повозок, шалашей и каких-то жутких халуп тянулся во все стороны, дымя и уродуя открывающийся вид.

– Боги, скоко ж тут народу, – пробормотал Бранд.

– Боги, и это город? – пробормотала Колючка.

– Калейв – он как мочевой пузырь, наполняется постепенно, – сказала Скифр.

Она как раз закончила ковыряться в носу, придирчиво оглядела извлеченное и обтерла пальцы о плечо ближайшего гребца, причем так, что бедняга этого не заметил.

– Весной он наполняется северянами и людьми из Империи, а коневоды из степей приезжают сюда торговать. А летом он переполняется и лопается, и его содержимое выливается в степь. А зимой они все разъезжаются по своим делам, и он усыхает до маленькой фитюльки.

– Воняет, как мочевой пузырь, это точно, – проворчал Ральф, морща нос.

Две здоровенные приземистые башни из толстых бревен торчали по обеим сторонам реки, а между ними висели цепи из черных увесистых звеньев, усеянных шипами. Цепи качались и натягивались в пенной воде, течение сердито ревело и несло на них щепки и мусор, и ни один корабль не мог пройти вниз по Запретной.

– Железная сеть князя Варослава принесла ему хор-роший улов, – пробормотал отец Ярви.

Колючка никогда не видела столько кораблей. Они покачивались на волнах, теснились у причалов, лежали плотными рядами на берегах – все со сложенными мачтами. Здесь можно было увидеть корабли из Гетланда, Вастерланда и Тровенланда. Здесь были корабли из Ютмарка и с Островов. А еще они увидели корабли, которые, наверное, пришли с юга – темные, с толстым брюхом, как такие тащить через верхние волоки, непонятно. Даже две гигантские галеры прибыли – ох и здоровые, трехпалубные, с тремя рядами весел. «Южный ветер» казалась утлым челноком рядом с ними…

– Ты только посмотри, какие чудища… – пробормотал Бранд.

– Корабли из Южной Империи, – пояснил Ральф. – Команды у них по триста человек.

– Вот команды-то ему и нужны, – сказал отец Ярви. – Чтобы устроить этот дурацкий поход против коневодов.

У Колючки мысль о том, что надо будет снова с коневодами драться, не вызвала никакой радости. Застрять на все лето в Калейве тоже не улыбалось. В отцовских историях, кстати, про вонь ни слова не было.

– Думаешь, он захочет нашей помощи?

– Конечно, захочет. Так же как и мы хотим получить помощь от него.

И Ярви мрачно поглядел на княжеский дворец.

– Вопрос в том, потребует ли он ее…

Потому что от многих других он ее именно что потребовал. В гавани толпились люди со всего моря Осколков, и не сказать, что в хорошем расположении духа. Они застряли в Калейве и ждали, когда князь Варослав соизволит убрать перегораживающие реку цепи. Они праздно шатались среди покосившихся палаток, сидели с мрачными мордами под гниющими навесами, резались в кости (утяжеленные свинцом, а как же иначе, честно, что ли, здесь играть), пили прокисший эль и ругались на чем свет стоит. И смотрели на всех крайне неприветливо – особенно на новоприбывших.

– Варославу надо срочно найти врага для этих храбрых мужей, – пробормотал Ярви, когда они спускались по сходням. – А то они найдут с кем подраться прямо тут.

Фрор покивал – он как раз вязал носовой конец.

– Хуже нет, когда воин бездельничает.

– И все они смотрят на нас.

Этим утром Бранд как раз снял повязки и теперь нервно ковырял корочки, покрывавшие оставленные веревкой ссадины.

Колючка пихнула его локтем:

– Может, твоя слава уже опередила тебя, Подниматель Кораблей.