Разлюбовь, или Злое золото неба - Андрей Зотов

– Я почему тебе это рассказал, Андрей… Евка моя к тебе неравнодушна… Иначе, сам понимаешь… на кой хрен ты мне нужен… Извини, конечно, за прямоту.

Дела! Вот уж дела, так дела.

– Ну я заодно и посмотреть на тебя решил. – Он натягивал перчатки, придерживая папку подмышкой. – Мне ведь Юриков рассказывал, как ты его за жопу взял в подворотне. На бандюгу, говорит, похож этот Мартов. И повадки у него бандитские.

– Уж какие есть, – сказал я. – А в честь чего вы решили его к дочке приставить?

– В честь чего? – Он смотрел на меня оценивающе, словно прикидывал все «за» и «против». – А в честь того, что она у меня одна… Словно в ночи луна… И чего она в тебе, спрашивается, нашла?.. Чего она в тебе нашла, Мартов? Ты вон даже в армии не служил. И из института тебя поперли. Хоть за дело поперли?

– Подвернулся под горячую руку, вот и поперли.

– Не ври, Мартов, я все знаю, за дело поперли.

Из-за угла дома показалась черная «Волга» с короткой толстой антенной на крыше. Мы глядели, как медленно и осторожно едет она меж машин, стоявших одна к одной по обеим сторонам дороги.

– Ты знаешь, мы живем с ней вдвоем, мама у нас умерла… – совсем тихо сказал генерал. – И, кроме нее, у меня нет больше никого… Хочется, чтобы хоть у нее было все по-людски… Семья, дети… Она вообще скрытная, вся в меня, а тут как-то всю ночь мы с ней проговорили… она про тебя и сказала. И фотографии показывала. Она тебе два письма написала. Получил?

– Да нет. – Я развел руками. – Может, она их на общагу послала? Но я там не живу.

– А может, просто не отправила, – раздумчиво сказал генерал самому себе. – Я был у вас в общежитии. Там мне и дали этот адрес. Некто Улугбук дал.

– Улугбек, наверное, – мягко поправил я.

«Волга» тихо скрипнула тормозами возле подъезда.

– Я думал, что уже все повидал, – так же тихо сказал генерал, глядя на нее. – Оказывается, не все. Есть вещи, о которых я даже не подозревал… Ты в церковь ходишь? – вдруг спросил он.

– Да нет.

– А я сегодня был… Оказывается, Андрей, есть сила, гораздо сильнее ракетных залпов и всего такого… – Он пошевелил перед собой пальцами в черных перчатках. – Сила другого порядка. Страшная сила. И ты стал иметь к ней какое-то отношение. Ты как себя чувствуешь?

Я пожал плечами, прислушиваясь к себе:

– Нормально.

– Ну, тогда бывай. Надеюсь, у Евки это пройдет. Если письмишко-то получишь, ответь как-нибудь… толково, ты же писатель. Чтобы она не особо обольщалась на твой скромный счет. Задача ясна? – Он снял перчатку, и я пожал ему руку. Задача была предельно ясна. И потом, глядя вослед машине, увозившей его в отставку, я чувствовал невероятное облегчение, что вот все и подтвердилось насчет «Валдая». И вместе с тем от того, к а к это подтвердилось, мне было не по себе. С учетом новой информации все, связанное с этим летательным аппаратом, приобрело теперь еще более неопределенные и потому жутковатые очертания. Было такое чувство, будто все происходит не с тобой, а с тем, внутри которого ты живешь, – странное такое чувство, страшноватое, новое. А о Евке я старался не думать.

Не знаю уж, как представил меня дантист криптологу Фомичеву, но домой Александр Викентьевич меня не пригласил, а назначил встречу в пятницу, в 13.00 в Петровском парке.

– Я буду… с собакой, – сказал он в два приема. – Это эрдельтерьер. Я буду в белой куртке… с капюшоном. А как я узнаю вас?

Судя по голосу, ему стукнуло уже лет сто. На вид оказалось около семидесяти. В молодости, должно быть, он пользовался успехом у женщин: высокий, с тонкими чертами слегка скуластого лица и слегка выцветшими, но все еще голубыми глазами, он и сейчас обращал на себя внимание. Однако время есть время. Теперь Александр Викентьевич сильно сутулился, огонь в нем почти угас, и ноги шаркали по асфальту без особого энтузиазма. Эрдель, выглядевший немногим лучше, вяло брел впереди, то и дело оглядываясь на хозяина, и чем-то напоминал маленькую старую понурую лошадь, которую ведут на убой. Мы медленно шли по одной из аллей Петровского парка, а с неба моросил мелкий-мелкий едва заметный дождик.

– По правде говоря, молодой человек, – говорил Фомичев, – я и по сей день нахожусь в некотором недоумении по поводу прочитанного. Впрочем, специфика моей теперешней работы предполагает максимально точное воспроизведение зашифрованного текста и не более того. А что за ним стоит, меня, как правило, не касается. Это два основных принципа, которым я следую безусловно. Вы следите за моей мыслью?

– Конечно, Александр Викентьевич.

– Вы имеете отношение к криптологии?

– Скорее, нет, чем да, – сказал я.

– Тогда не буду вас утомлять. Отделаюсь самыми общими словами. Шифр, использованный здесь, достаточно простой, я бы даже сказал, примитивный. Трудность состояла в том, что само письмо условно делится на три части. В расшифровке первой кроется ключ ко второй – это так называемая ступенчатая лейпа, или, как ее еще называют, тайнопись-ли. В расшифровке второй части заключается ключ к третьей. Сами части маленькие, по три-четыре предложения, но по какой-то причине автор счел необходимым упаковать текст именно так. Побудившие его на это мотивы мне неизвестны. Я мог бы высказать несколько своих предположений по этому поводу, но думаю, вас интересуют не столько мои гипотезы, сколько конечный результат, то есть расшифрованный текст.

– В общем, да.

– Я так и думал. Хочу оговориться сразу, – голос у Александра Викентьевича сделался немножко извиняющимся, – мои услуги стоят денежку – Иван Францевич вам об этом говорил?

Я так понял, что Фомичев имел в виду дантиста. Ишь ты – Иван Францевич!

– Разумеется. – Я полез за бумажником. – Сколько я вам должен?

– Услуги специалиста моего уровня стоят не так дешево, молодой человек, как вам, вероятно, думается, – стал он набивать цену. – Сами понимаете, работа достаточно специфична. У меня очень много заказов…

– Я все понимаю, Александр Викентьевич. Поэтому и спрашиваю – сколько? Не стесняйтесь, говорите сумму.

Он подумал, погрузив руки глубоко в карманы и подняв лицо к небу. Не думаю, что он слишком уж востребован – скорее всего, живет на пенсию, кушает овсяную кашу. Эрдель почувствовал натяжение поводка и остановился. Дождик моросил все так же еле заметно, народу было мало кругом, и где-то дребезжали невидимые трамваи. Рабочий день в разгаре, все делом занимаются, один я неизвестно чем.

– Если вас, конечно, не затруднит, молодой человек, то я хотел бы получить пять тысяч рублей.

Всего-то!

– Доллары вас устроят? – спросил я.

– Да, разумеется… Знаете, за всю свою достаточно интенсивную жизнь мне ни разу не попадались фальшивые денежные купюры. Говорят, их немало в Москве.