Последний рассвет - Виктор Власов

Накомото тоже вытащил свой катана, резко поднял над головой. Войско замерло, пристально глядя на генералов, которые вот-вот скомандуют:

— В БОЙ!

На лицах самураев читалось нарастающее напряжение, решительный гомон пронёсся по рядам, нарастая до яростного вихря. Собравшихся охватила эйфория, шальное беспокойство, которое испытываешь на грани жизни и смерти, решаясь на отчаянный поступок.

— Бааанзааааай! — вскричал экзальтированный полководец.

— …ааааааааааааай!!!! — угрожающим рёвом отозвалось прославленное войско.

Хавасан выпятил грудь, Накомото сжал кулаки, двинул вперёд нижнюю челюсть.

Прозрачные воды реки отливали огненным блеском, когда войско стремительным маршем преодолело холмистый участок вдоль неё; ветер развевал множество полковых знамён с эмблемой-моном — свирепым белым тигром, пожирающим оленя.

Первыми спустились с холма ударные отряды конных лучников, копейщиков и мечников, за ними — приданные войску инженерные группы, несущие лёгкие длинные бамбуковые лестницы, по которым атакующие станут карабкаться на верх вала. Третьей волной шли основные полки яри-асигару и лучников, а замыкал арьергард — резерв, доверенный Накомото. Скрип колёс его катапульт, протащенных через многочисленные горные ручьи почти на руках, и потрескивание замёрзших досок, подстилаемых под катки, сопровождал отборную армию хатамото Ёсисады от самого Нагано. Тысячи горячих белых паров дыхания грели воздух; он перестал обжигать щёки холодом.

Издали виднелись полевые оборонительные позиции: ряды бамбукового частокола. Осаждаемые приготовили перед ними ямы, замаскированные, наполненные соломой, пролитой огненным маслом… За частоколом перемещались верхушки множества шлемов — враг поспешно и как-то суетливо занимал места. Казалось, их озадачило даже не большое число воинов Белого Тигра, а напугал неистовый боевой клич, потрясавший окрестные горы.

— Глупцы несчастные, — промолвил Хавасан, вытянув шею. — Неужели думали, что мы пройдём мимо них без хорошей драки? Конечно, они видят нас как на ладони, и перекрыли нам путь на юг, дабы завлечь в западное ущелье, в западню, напав с тыла и обрушив горы. Накомото-сан, мы не можем терять время, обходя ловушки окольными путями!

— Только что донесли: на склоне справа, в роще, во тьме прячутся чужие ниндзя, замышляющие недоброе, — сообщил Накомото.

— Ага! — рассмеялся Хавасан, и, набрав в лёгкие потеплевшего воздуха, скомандовал:

— Залп по роще зажигательными бомбами!

Облитые маслянистой смесью огромные комки из прессованной соломы с пороховыми зарядами внутри, выпущенные катапультами, с титанической силой ударяли в стволы деревьев и разлетались золотыми длинными языками, разжигая тут и там костры. Словно растревоженные красные демоны, вражеские ниндзя заметались, обгорая. Против обнаруженных некстати ниндзя выдвинулась полусотня конных лучников. Меткие стрелы поражали воинов ночи, освещённых соломенными кострами, на расстоянии, не позволяя им безнаказанно применять коварное боевое искусство.

Даже после обстрела не обошлось без потерь: затаившиеся среди трупов выжившие враги ценой жизни отщипывали от полков Хавасана боевые единицы и десятки. Но постепенно их перебили всех до единого. Путь к Иида освободился, и вскоре показались ровные ряды асигару: вооружённых нагинатами крестьян — защитников крепости, перед подстывшей дымящейся водой рва, кое-где отчасти поспешно отбитого ото льда, чтобы проруби ограничивали численность атакующих. Над каменистыми высокими отвалами фундамента крепостных стен высились башенки с воротами, защищённые поверху лучниками и аркебузирами. Где-то за стенами скрывались катапульты и заморские ядрометатели. Среди обороняющихся в поле виднелись доспехи самураев, приданных пехоте, спокойно ожидали приближения атакующих всадники со знамёнами Токугавы.

Полотнища знамён обеих сторон колыхались в клубах дыма; казалось, войско Белого Тигра — древний призрак, которого наслали разгневанные боги. Дым развеялся, сменившись туманом. Он застилал глаза и теснил дыхание, но вооружённые отряды Хавасана двигались твёрдо, уверенно, зная, что предстоит великое дело.

Воодушевлённые неистовым рвением генералов, самураи устремились на противника, им не страшно было умирать, знали, что попадут в Ракуэн. Хатамото Ёсисады Хадзиме безжалостными тиграми вгрызлись в ряды неприятеля, выставившего перед собой острые оленьи рога копий яри и лезвия нагината. Неудержимо, безостановочно продвигались атакующие вперёд, словно их жизненной целью было снести стены крепости. Лёд крепостного рва, кое-где тускло отблёскивавший янтарём, побагровел, и отливал теперь цветом расплавленного рубина. Свежепролитая кровь застывала на доспехах, древках и шлемах, становясь похожей на чёрный лак. Лёд трескался, и воины с криком проваливались в холодную воду, но выбирались на берег, и, невзирая на дикий холод, обмороженные, продолжали бой. В ночи то и дело слышались то высокие, то низкие голоса сигнальных раковин. Неминуемая сдача крепости представлялась делом времени, выдержки и терпения нападающих.

Первая оборонительная линия врага пала. Начала сопротивление вторая — со стен Иида сыпались камни, летели стрелы, лилось горящее масло, раздавалась пальба из мушкетов — из варварского оружия намбадзинов. Хотя отряды вражеского клана и сражались с неистовством отчаянных, но их грозные крики выражали горечь, объявшую даже командира гибнущих защитников крепости.

— Подводим катапульты, зажигаем на них солому, несём лестницы! Выкурим врага! — решал Хавасан, стоя в относительной безопасности напротив крепостных ворот на куче трупов мёртвых воинов. Конь его, лиловый, забрызганный кровью, громко ржал. Валуны, швыряемые вражескими катапультами, и ядра вражеских орудий Сусаноо направлял в сторону от него — удача благоволила храброму генералу! Пропустив солдат, волочивших лестницу, он прикрывался железным веером — множество луков целилось в него, но стрелы достигали на излёте, а пули вообще не долетали — порох китайский, сдобренный сушёными кузнечиками.

Подожжённые катапультами, закурились чёрным густым дымом кровли Иида, дымили и дымили грозно, безостановочно, а ветер гнал едкий дым в крепость, где осаждённые задыхались, слабли, захлёбываясь чёрным и пепельно-жёлтым масляным ядом…

Замок в городе Хамамацу оберегали гвардейцы Имагавы Нибори. На это и рассчитывал Ёсисада Хадзиме, направляя Мицухидэ именно сюда, в бывшие владения родичей Асикага, совсем недавно подчинённых Токугавой. Предавший раз, предаст повторно — так рассчитал сёгун. Крестьянской армии с небольшим подкреплением хатамото Ёсисады добавочные сильные и мстительные союзники в этих местах совсем бы не помешали!

Токугава Иэясу достаточно легко управился с Шуззе-дзе, «замком успеха», потому озаботился расширить его и обнести частоколом, и даже переименовал — дал нынешнее название. И сам переехал сюда из Оказдаки, провинция Айти.

До утра город пылал. Армия Мицухидэ грабила и радовалась безнаказанности, наслаждаясь кровавым пиром. Толпы горожан теснились у частокола, но в замок их не пускали. Самураи Имагавы высыпали во внутренний двор из казарм, заняли позиции вдоль валов и перед бойницами, до нервной дрожи сдерживали себя, чтобы не палить в черноту. До зари ситуация зависла в неопределённости: Имагава ничего не предпринимал, не имея ясного понятия о силах и возможностях нападавших, а разбойничающим крестьянам Ёсисады и так всё нравилось. В суматохе таранной высадки с кораблей погибли многие командиры — некому было призвать мародёров к порядку. Только к рассвету якудза Кендзо и бойцы Лао сумели накинуть узду на крестьянское войско, обогатившееся на дармовщинку и отожравшееся до поросячьей отрыжки.