Последний рассвет - Виктор Власов

За мысом Иро крейсировали два судна комодзинов, вышедшие из порта Эдо неделей ранее, чтобы запереть флот Токугавы в заливе Суруга и обезопасить проводку десантных транспортов. Теперь галеон и каррака присоединились к ним как основная ударная сила.

Штормовые волны и ветер быстро гнали флот Мицухидэ дальше на Запад. Капитан и матросы флагманского корабля принесли жертву, вылив за борт припасённую ещё в порту Эдо бадью человеческой крови казнённых сёгуном преступников, разведённой ароматным вином. Понемногу шторм стихал, и вскоре последовал доклад вахтенного о том, что близка цель плавания — устье Тенрю-гава, Уста Небесного Дракона.

Генерал надел конусообразный шлем, увенчанный золотыми крыльями, встал во весь рост на корме и пристальным взглядом сверкающих глаз недоверчиво избороздил чёрные пустоты в окнах домов города Хамамацу и смотровых башен замка. Мысленно взвесить и оценить уязвимость плана Хадзиме Мицухидэ не смог — не позволяла нарастающая тревога. Ему казалось, что каждое лишнее мгновение, проведённое в море, грозило флоту неминуемой гибелью. Повернувшись к самураям и оммицу, генерал призвал их душой и мыслями готовиться к битве. Толпа колыхалась, и при каждом движении отблески факельного света рассыпались по наконечникам копий и сверкающим глазам воинов. Мицухидэ подрагивал в предвкушении великолепного боя, горел изнутри. Чем ближе его суда подходили к городу, тем чаще, волнуясь, дышали воины. Дыхание вырывалось со свистом, и свист этот, казалось, не отличить от гула ветра.

— Я тебя заждался, Хийована мягкотелый, — недовольно проговорил Лао, загородив брату выход из каюты. — И что же сказали духи, а-а, Шуи-сан? Ты, верно, сумасшедший, если с ними общаешься перед боем. Тут живут не наши духи, а вражьи. Они обманут, и станешь думать, что ничего не выйдет.

В толстой лилово-синей накидке хаори собачьей шерсти, и ниспадающих из-под неё мешковатых складчатых хаками, мастер Шуинсай выглядел неповоротливым. Узкий кусок рыжей оленьей шкуры спрятал его уши от мороза, а бурая тесьма туго стягивала пучок волос на затылке. Матово блестели нарукавники с острыми шипами на костяшках кулака. Кроме укороченного заострённого на конце клинка, нескольких кинжалов и сюрикэнов, мастер ничего не взял.

— Не услышишь ведь врагов! — подметил Лао, хитро глядя брату в расширившиеся глаза, их индиговый огонь горел, как прежде, перед боем. — Йиро, Чонг-Ву и другие ожидают снаружи, очень волнуются.

— Не доставай, Кибиши, я помню план, — пробормотал Шуинсай. В дрожащем бледно-жёлтом свете каюты лицо младшего Зотайдо — неподвижное, точно маска актёра театра «но». Ничто сейчас не могло вызвать у него эмоции — он запер их в дальний уголок души, словно ненужные вещи — в кладовку, в сундук на колёсиках.

— Узнаю теперь!.. Мой дорогой Шуи-тянь! — Лао обнял плечи брата…

— За вас! За непобедимую империю Белого Тигра-Освободителя — всегда готовы умереть! — гулко разносилось над палубой. Экзальтированные рисоводы и собакоеды, одномоментно ставшие буси, кричали, грохоча выданными сёгуном доспехами, топали, словно разбушевавшиеся кони, потрясали копьями, перекидывая их из руки в руку, покручивали мечами. Оммицу вели себя сдержаннее — как подобало прекрасно обученным воинам-самураям, проверяли состояние, боеготовность смертоносных предметов инвентаря, закреплённого повсюду на внутренней подкладке одежды: за поясом, на груди, за спиной, на боках, на бёдрах и голени. Если вывернуть наизнанку одеяние диверсанта, то несведущий человек примет его за выставочное полотно с оружием, на котором не осталось места для новых экспонатов. Они, недавно прошедшие ступени обучения школы синоби, «смерть, крадущаяся во мраке», ждали момента, когда применят новые боевые навыки, выпрыгнув из-за борта корабля, вкусят сполна удовольствие победы не только сами, но доставят оное и мастерам Зотайдо, ожидающим полной отдачи.

— Артиллерии залп! — скомандовал Мицухидэ сигналом на галеон, приготовившись к решительному броску на берег. — Пусть враг трепещет!

Корабль отважного лорда Энтони Коридвена, словно гонимый демоном, шёл на город: орудийные порты подняты, жерла пушек выставлены, фитили подожжены. Разворот правым бортом, залп! Бабахнуло! Обе окрашенные красным палубы галеона вмиг заволокло пороховым дымом. Большие чёрные ядра вырвались из пушек почти одновременно. Сильно встряхнуло весь корабль — вместе с чугунными ядрами, с яростью, на берег набросился и вновь воспрянувший штормовой ветер, страшно засветились взмыленной пеной в черноте ночи горбатые чудовища-волны, вылезающие из моря — не иначе, сами боги помогают убивать. Обмёрзлые, побелевшие от снега мачты и снасти заревели с остервенелой тоской, студенистые холмы волн перебросились через палубы, окатив матросов.

Леди Коридвен вповалку лежала на тюфяке, на полу капитанской каюты, сине-зелёная, как морская капуста, и проку от неё сейчас было ровно столько же. Лорд Коридвен стоял на мостике, покуривая трубку. Самоубийственный и невозможный для других манёвр, ему, морскому волку, с опытнейшей слаженной командой, представлялся лишь опасным развлечением. Изредка капитан галеона небрежно бросал краткие замечания, которые тут же передавались команде горластыми помощниками, хотя каждому матросу и так был ясен свой манёвр, исполнявшийся с азартом и радостью.

Врезающиеся куда попало тяжёлые чугунные ядра галеона крошили камень пристани, поднимали столбы серой пыли, превращали ближайшие постройки в развалины, в мусор; с хрустом и гудением рушились деревянные дома, валились подрубленные залпом кипарисы и разбитые платаны в садах. Птицы с гомоном резко взмывали в тёмное небо.

— Поворот фордевинд! Сближение…

Пристань загудела, вздрогнула после второго залпа орудий галеона с более близкого расстояния, из руин, перекрывая грохот шторма, донеслись вопли, отчаянные голоса людей. С колокольни, откуда-то из-за развалин, послышались частые и резкие удары колокола, их подхватили гулкие звуки сигнальных раковин.

Корабли Мицухидэ, словно огромные обезумевшие киты бросились к берегу, на ходу убирая мачты, врезались — который в отмели, который в стоящие у пирса суда, исторгая содержимое своей утробы — сотни вооружённых нападающих буси рассыпались по набережной Хамамацу в пылу атаки. Множество их покалечилось или погибло от удара судна о грунт, и не один капитан-японец обречённо казнил сам себя, не посмев ослушаться приказа, недвусмысленно сформулированного Ёсисадой Хадзиме: «достичь и атаковать!».

Опытный капитан Коридвен аккуратно отвёл два своих судна от города в сторону бушующего моря и встал на рейде носом против волн, перезаряжая орудия.

— Тревога! Тревога! — из полуразрушенных зданий с криком выбегали легконогие асигару Токугавы — воины с аркебузами, с луками и нагинатами. В мрачной эйфории боя пристань оживилась, огласилась неистовым гамом. Всполохи искр, пыхающие из длинных стволов аркебуз и мушкетов, озаряли жёлто-красным светом разлохмаченную древесину, разбитые камни городских построек. Из разрывов и разломов осторожно выглядывали узкие рыла десятков ружей. Одни затаились, как соперники над игральной доской в ожидании сильного хода противника, другие нетерпеливо пошли в атаку. Беспрестанная отчаянная пальба, рёв ветра, свист летящих стрел, писк свинцовых пуль и гудение дрожащих развалин — сливались в страшный оркестр войны, в котором дирижёром выступала злость и ненависть.