Запретная кровь - Евгения Исмагилова

на месте. Жаль, что она этого не видит! Все же призраком быть куда лучше, чем этим нелепым сгустком жира на полу.

– Подожди здесь. Я попробую что-нибудь придумать.

– Да никуда я не денусь, – невесело отзывается девчонка.

Вигги поднимается вверх по лестнице в поисках ключа. Он осматривает верхнюю комнату и ничего не находит. А затем слышит, как в сторону башни кто-то идет. Снова она! Прачка! Что теперь ей от них надо?

Старуха подходит к камере Эйлит, гадко улыбаясь.

– Вижу, ты все-таки расправилась с ним, – говорит она, кивком указывая на бездыханное тело Людвига, перепачканное кровью.

– Подыграй ей, – просит Вигги. – Может, она откроет дверь…

– Он был слишком болтлив, – тут же находится Эйлит. – А еще груб и невоспитан. Убивать его было удовольствием.

Старуха усмехается и подпирает руками бока.

– Все бы отдала, лишь бы оказаться на твоем месте.

– Что он вам такого сделал?

– Из-за него эта старая гуза выгнала мою дочь. Видите ли, моя дочь была вертихвосткой и морочила парню мозги, только это все неправда, – признается прачка, и Вигги тут же вспоминает ту несчастную девушку-служанку, которая была так добра к нему.

Йоханна! Черт бы тебя побрал!

– Скажи-ка мне, чудище, разве моя дочь виновата, что родилась красавицей? Да такой, что все мужики норовят заглянуть к ней под юбку?

Эйлит немного теряется и смотрит по сторонам в поисках ответа.

– Никто не виноват в том, как он выглядит. Посмотрите на меня. Разве есть моя вина в том, что я чудовище?

– Она и тебя здесь заперла, – вдруг с сочувствием произносит прачка. – Лишь потому, что ты монстр. Хотя я вижу, что у тебя ясный ум и доброе сердце.

«Ничего себе, доброе сердце! – фыркает про себя Людвиг. – То есть убить меня – дело милосердия и добра?!»

– Всех всегда волнует лишь внешность. Поэтому вашу дочь выгнали, а я останусь здесь гнить, – жалостливо отвечает девчонка и присаживается на корточки, обнимая колени. – Ведь вы тоже считаете меня чудовищем и никогда не выпустите отсюда. Вы такая же, как они все!

Лицо старухи темнеет от злости. Кажется, Эйлит удалось задеть ее. Она сует руку в карман и только достает связку ключей, как тюремный подвал сотрясается от нового, мощного удара. Прачка закрывается руками и бежит прочь из башни.

– Черт! – кричит ей вслед Людвиг. – Старая ты стерва! А ну вернись! Сейчас же! Это приказ!

– Почти получилось, – вздыхает Эйлит. – Что дальше?

– Я не знаю, – в отчаянии восклицает Вигги и хватается за голову. – Остается рассчитывать только на себя.

Новый толчок. С потолка сыпется каменная крошка. Девчонка оттаскивает тело Вигги под лавку.

– Нужно торопиться! Вдруг башня обрушится? Я-то выживу, а вот ты…

– Что-нибудь придумаю, – бурчит Вигги.

Ничего он не придумает… И не сделает. Он совершенно бесполезен – что в теле, что без него. Они обречены.

* * *

Людвиг вылетает на замковую площадь, проверить, там ли Йоханна. Замок… они грабят его! Просто бессовестно растаскивают все имущество! Слуги уносят сундуки с тканями, бочки с вином, свертки с сырами из кладовых… Грузят все на телеги и уезжают прочь – к беззаботной жизни.

Бессовестные твари! Как так вышло? Он доверял им, всем и каждому, а они воткнули ему нож в спину. Откуда в них появилось такое чувство безнаказанности? Или оно всегда было, и стоило дать слабину, как эта гадость прорвалась наружу?

Он находит хожалку, распластавшуюся на снегу, на том же месте, где и оставил ее. Под ее головой натекла небольшая лужица крови. Черт, Йоханна! Что за нелюди такие?! Они ведь даже не отнесли тебя в тепло! Ничего не сделали! Так и оставили лежать, словно ты пыль под ногами!

Людвиг стоит, безмолвно глядя на тело медведицы. Сколько лет она помогала ему управлять замком! Сколько лет гоняла служанок, чтобы те пошевеливались; следила, чтобы прачки отстирывали простыни до сияющей белизны; проверяла кухарок, чтобы они готовили лишь те блюда, которые по нраву хозяину. Йоханна старалась чуть подсластить его горькую участь. И выходит, все это время они ненавидели хожалку так же, как и его самого?

Начинает идти снег. Людвиг поднимает голову и смотрит на небо. Если бы только он мог помочь! Тогда что? Все равно никто не видит и не слышит его.

– Ох… – доносится до него тяжкий вздох.

Йоханна! Йоханна, ты жива?

– Вот же дрянь! – бормочет медведица. – Убью ее, когда доберусь!

Она медленно поднимается и потирает ушибленную голову. Увидев это, слуги начинают быстрее кидать вещи в повозки. Вигги ухмыляется – сейчас она вам покажет! Хожалка хромает людям навстречу, изрыгая из себя ругательства. На кончиках ее пальцев уже загораются огоньки, готовые в любое мгновение поджечь противников.

– Хозяин! – ревет Йоханна. – Где вы?!

Одна повозка срывается с места и мчится в сторону ворот. Медведица успевает запустить им вслед несколько искр, но они не долетают до цели. Да что с тобой, Йоханна? Неужели из-за удара по голове у тебя что-то случилось со звездой?!

– Где хозяин, я спрашиваю?! – Голос хожалки рокочет по всему Аэнору. – А ну отвечайте! Не то я вас испепелю!

– Хватит угроз, милая. Видели мы твою магию. Ничего ты нам не сделаешь.

Прачка! Снова она! И видок какой борзый, словно и вправду не боится Йоханну. Только вот, помимо магии, хожалка обладает недюжинной силой и при желании может одним ударом проломить хабалке череп.

– Последний раз спрашиваю! – рычит медведица. Ее силуэт возвышается над Дарой, как гора. – Отвечай, не то я порву тебя в клочья!

Старуха мерзко ухмыляется – и только. Йоханна скалится и бьет ее кулаком в живот. От удара та сгибается пополам и почему-то смеется гадким припадочным смехом. Следующий удар заставляет ее упасть на снег. Изо рта старухи течет кровь.

Медведица хочет нанести еще один удар. Людвиг никогда не видел ее в такой ярости! Она просто обезумела.

– Стой, – кряхтит прачка и с трудом поднимается на локти. Сплевывает выбитый зуб и вытирает рот рукавом. – Я отвезла его в лес, чтобы он помучался подольше. Ищи там.

Нет, Йоханна! Не смей ей верить! Нет!..

Однако медведица в ответ лишь смотрит на качающиеся треугольные кроны елей. «Нет, нет, нет! – хочет закричать Людвиг. – Не ходи туда! Мы не там! Ты должна нас спасти!»

– Если ты врешь, я найду тебя.

– Зачем мне врать… Лучше поторопись, пока твой сыночек не замерз насмерть. – Прачка с трудом поднимается на ноги. – Я оставила его под кривой елью, где обычно веселятся мальчишки. Он молил о пощаде, хныкал, как ребенок…

– Заткнись, – рыкает хожалка и спешит к воротам.