Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV века - Сусанна Карленовна Цатурова

все, что необходимо согласно разуму и доброму суду». На заседании 7 декабря 1418 г. передачу герцогства Овернь герцогу Бурбонскому генеральный прокурор назвал «ущербом королю». При этом обнаружился конфликт с канцлером, ибо на три просьбы генерального прокурора подписать иск о возбуждении дела, как положено, он получил отказ из Канцелярии и вынужден был просить об этом Парламент, который единодушно (nemine contradicente) решил возбудить дело и подписал иск.

Открытый конфликт обозначился к концу 1418 г., когда король обратился к Парламенту, наряду с другими институтами власти, с просьбой найти способ получить необходимые денежные средства, дав право «продавать, закладывать и передавать земли и сеньории домена в графствах, барониях, шателениях, городах в размере 2.000 ливров». После чтения письма все разошлись, чтобы отдельно обсудить и высказать свое мнение. Парламент, в компетенцию которого входила охрана королевского домена, повел себя неожиданно: он отказался вмешиваться в этот вопрос. Считали ли парламентские чиновники, что есть и иные, менее губительные для короны, источники получения денег или столь острую нужду казны относили на счет недальновидных действий властей, ясно одно: Парламент не пожелал своим авторитетом санкционировать уменьшение домена (10 декабря 1418 г.). Уничижительный тон ответа Парламента едва прикрывал его оппозицию избранному курсу на сокращение домена короля. Так, 7 декабря 1424 г. из письма о назначении нового бальи Лиона, переданного на утверждение Парламента, стало известно, что графство Макон отдано герцогу Бургундскому, «о чем они не видели ни одного письма и поэтому протестуют»[230].

Заранее предвидя конфликт с Парламентом, англо-бургиньонские власти не только не ставили его в известность о своих решениях, но в 1425 г. решили вообще изъять все дела о землевладении из ведения Парламента и передать их Королевскому совету в Руане (16 апреля 1425 г.), что было также частью политики отделения Нормандии. Естественно, что такое сокращение компетенции Парламента, да еще в важнейшей области, вызвало в нем бурю протеста[231]. В ходе обсуждения этого вопроса Парламент открыто заявил, что это решение есть прямое нарушение договора в Труа (4 мая 1425 г.). На заседании 17 июля 1425 г. было единодушно решено, что «Парламент не должен ничего отправлять, но должен сам знать эти деда».

Исход конфликта был заранее предрешен, однако важно, что Парламент стал в оппозицию властям, поскольку не соглашался на уменьшение своей компетенции. Так, 10 октября 1430 г. здесь просто для сведения зачитались письма короля о передаче герцогу Бедфорду «герцогства Анжу, графства Мэн и виконтства Бомон-ле-Роже». Тем не менее, если письма поступали на утверждение Парламента, он продолжал протестовать: так было 4 декабря 1433 г. по поводу сокращения королевского домена, и отказываясь эти письма утвердить, Парламент выказал сомнения в законности этих писем, «учитывая юный возраст короля», считая что «из-за этого утверждения домен короля может уменьшиться, а они все были обязаны сохранять домен»[232]. Вновь, как и прежде, он делал упор на нарушении властями договора в Труа. Зная об этой позиции Парламента, к нему обращались и другие институты, обиженные нарушениями, и 22 апреля 1434 г., разбирая жалобу Парижского университета на действия Королевского совета в Руане, ущемляющие «мирный договор», генеральный прокурор короля обвинил власти в нарушении статей договора в Труа, поскольку «по мирному договору Парламент является и должен оставаться главным и суверенным судом», и члены Королевского совета в Руане, действуя «против власти и чести Парламента», наносят ущерб «королевскому достоинству». Поэтому прокурор решил возбудить дело против членов Королевского совета «как частных лиц и виновных в оскорблении величества» (lése-majesté).

Парламент выступал также решительным противником отделения Нормандии[233], однако вывод некоторых историков о союзе Парламента и герцога Бедфорда, в свою очередь боровшегося против сепаратистских планов герцога Бургундского, кажется мне несправедливым[234]. Ибо Парламент готов был поддержать любого, кто заботился о целостности страны и компетенции ее верховного суда. По существу, оба правителя грабили страну, и их столкновение было неизбежно, что и использовал Парламент, проводя свою политику, оппозиционную планам расчленения Франции.

Суть позиции Парламента в том, что он протестовал против уменьшения своей власти. Она проявилась и в вопросе о местном судебно-административном аппарате: если раньше все должности сенешалей и бальи утверждались в Парламенте, то теперь он лишь из протестов узнает о смещениях чиновников. Так, 25 января 1426 г. разбиралась жалоба отстраненного королем и герцогом Бедфордом бальи Вермандуа. Канцлер объяснил Парламенту, что «герцог Бедфорд был информирован о плохом отправлении этой должности и потому отстранил его», но Парламент не намерен был сдаваться, решив вести переговоры с канцлером и с регентом и узнать, «кто возбудил регента отстранить бальи Вермандуа».

Существенные изменения претерпел и традиционный союз Парламента и канцлера, столь способствовавший усилению власти судебной палаты. Именно кризис власти привел к этому небывалому прежде явлению: оформившаяся к концу XIV в. традиция выдвижения на должность канцлера президентов Парламента и участие парламентских чиновников в его выборах опиралась на единство интересов и согласованность действий этих институтов власти. К тому же она гарантировала союз канцлера с Парламентом[235].

После вступления в Париж войск герцога Бургундского должность канцлера оказалась в руках Эсташа де Л'Атра, ставленника бургиньонов. В обстановке, воцарившейся в Париже, уже не могло быть и речи о соблюдении процедуры выборов канцлера. Обоюдные попытки установить хоть некоторый союз успеха не имели. Впрочем, новый канцлер поспешил обеспечить себе более спокойную жизнь и уже в 1420 г. добился должности епископа Бовэ.

Власти натолкнулись на сопротивление Парламента при назначении нового канцлера. Им стал Жан Лe Клер, президент Палаты прошений, получивший эту должность за услуги на переговорах о заключении брака Генриха V и Екатерины Валуа и договора в Труа. Парламентские чиновники были явно возмущены пренебрежением к традиции выборов и потребовали учета своего «доброго мнения». Фактически требования Парламента сводились к соблюдению формальности: «Согласно королевским ордонансам… призвав советников Парламента… предусмотреть на эту должность… достойного человека, который… чтит благо королевства и общественное благо, образован в деле суда, как положено по должности». Формальности были соблюдены, и Жан Ле Клер был «избран» Парламентом. Когда же в 1425 г. он «добровольно» сложил с себя полномочия, власти поставили на должность канцлера епископа Теруанна Луи Люксембургского, ставленника герцога Бедфорда[236]. И вновь состоялся фарс с «выборами» уже назначенного канцлера, по настоянию парламентских чиновников, стремившихся сохранить хотя бы видимость законности[237] (7 февраля 1425 г.).

Источником постоянных, со временем все более острых конфликтов Парламента с канцлером являлась, как видим, несамостоятельность этого всесильного чиновника, его прямая зависимость от короля и его окружения, от политической конъюнктуры, что и привело после 1418 г. к расколу традиционного союза и «перерастанию канцлера» Парламентом.