Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV века - Сусанна Карленовна Цатурова

15. Филипп Добрый, герцог Бургундский (Рогир ван дер Вейден, Музей истории искусств, Вена) и Генрих V, король Англии (Национальная портретная галерея, Лондон)

Мир в глазах парламентских чиновников был основой существования государства и соблюдения законности в нем. И Парламент был готов присягнуть любому договору, обещавшему этот мир установить. Но принес ли договор в Труа долгожданный мир? И мог ли его принести? С самого начала Парламент расходился с новыми властями в представлениях об этом мире, поскольку они по-разному относились к «Буржскому королевству» Дофина Карла: для Парламента мир и законность обеспечивало только объединение страны в границах, существовавших до договора в Труа; для английских властей никакой компромисс с Карлом Валуа был невозможен[220].

Парламент не желал мириться с таким уменьшением территории распространения своей власти и постоянно искал контакты с Карлом[221]. Такая политика парламентских чиновников встречала с первых же дней недовольство властей, от которых постоянно исходили угрозы и требования никоим образом не сближаться с Дофином. После установления «соединенного королевства Франции и Англии» Парламенту приходилось действовать более завуалированно. И все же можно отметить, что Парламент продолжал постоянно следить за действиями войск Карла (об этом всегда аккуратно сообщается в протоколах). При этом властям не удавалось втянуть парламентских чиновников в акции против перешедших на сторону Карла. Так, на заседании 5 марта 1428 г. герцог Бедфорд потребовал от Парламента принять участие в разбирательстве дела королевского прево Парижа против человека, «находящегося с врагами в неподчинившихся областях», т. е. у Карла. Однако первый президент Парламента признался, что «вовсе не намерен вмешиваться в это дело». Осада Орлеана и победа Карла стали поворотным пунктом в политике Парламента: в октябре 1429 г. Парламент начал с послами Карла переговоры, содержание которых хранилось в секрете (10 октября 1429 г.)[222]. Именно в контексте этого становится понятной реакция Парламента, приветствовавшего сближение с Карлом герцога Бургундского, видя в нем приближение к долгожданному объединению страны. Этому способствовали и успехи Карла VII, триумфально объединяющего под своей властью Францию в то время, как «двойная монархия» не смогла дать обещанного мира, постепенно все более ужесточая репрессии против своих врагов, множившихся с каждым днем. О наличии постоянных подозрений властей в отношении Парламента свидетельствуют строгие распоряжения все чаше присягать договору в Труа. Так, через гол после торжественной присяги Парламента власти потребовали повторить процедуру, причем клятву должны были возобновить все, от президентов до судебных исполнителен. В письме короля содержится и прямая угроза в адрес тех, «кто делает или пытается говорить и делать что-то против», и запугивание смещениями и арестами (11 апреля 1421 г.). Подобная процедура повторялась с подозрительной монотонностью, превратившись со временем в пустую формальность, поскольку в самом требовании властей приносить клятву содержалось все больше сомнения в ее эффективности[223]. Таким образом, стремление парламентских чиновников восстановить в прежних границах королевства власть своего учреждения определила их ориентацию на того правителя, который мог реально осуществить эту задачу.

Налоговая политика английских властей стала еще одной сферой противостояния Парламента режиму. В Парламенте английские правители получали постоянный отпор просьбам о денежных субсидиях, тем более, что вначале английские власти обещали отменить ненавистные налоги, выполнив тем самым главные обещания бургиньонов. Власти требовали от обнищавшего населения Франции лишь полной верности и денег, а в ситуации устойчивого отказа английского Парламента оплачивать оккупацию на континенте выход у властей был один: для господства англичан во Франции деньги должны были давать сами французы[224]. Несмотря на возможно искреннее желание Генриха V и герцога Бедфорда укорениться во Франции, целью завоевания оставалось быстрое и бесцеремонное обогащение, поэтому такой режим неизбежно вынуждал использовать нажим, окрик и угрозы (18 июня 1423 г., 17 апреля 1424 г., 11 ноября 1424 г., 7 января 1429 г.)[225].

Отношение англо-бургиньонских властей к Парламенту, его авторитету и мнению, компетенции и месту в системе государственного управления обусловило конфликт Парламента с новым режимом[226]. В нарушение договора в Труа Парламент не занял подобающего ему места в системе управления. Власти требовали от него беспрекословной лояльности: на любые свои акции — лишь простого одобрения, чистого жеста подчинения[227]. Оппозиция Парламента привела к тому, что вскоре самые крупные и важные дела власти решили передать в Королевский совет в Руане.

Свидетельством оппозиции Парламента могут служить и предпринимаемые с начала бургиньонского правления акции властей по сокращению компетенции института. Так, уголовное дело об арманьяках пытались изъять из ведения Парламента (9 сентября 1418 г.), чему настойчиво сопротивлялся генеральный прокурор короля. Он прямо заявил, что подобные акции являются «неразумными и неучтивыми… ибо лишают Парламент полноты суверенитета, каковой никакой судья или суд не может и не должен иметь в этом королевстве». Возмущение Парламента было столь бурным, что один из чиновников, назначенных в комиссию по расследованию «дел арманьяков», заявил, будто его оторвали от других дел, в то время как он не стремился войти в эту комиссию. Нарушения совершались и в существенной в период войны области — финансах, причем при попустительстве Палаты счетов, и вновь Парламент и генеральный прокурор короля протестовали, например, против передачи земельных доходов епископа Шартра кардиналу дез Юрсену (25 февраля 1419 г.). Одновременно Парламент выступал и против «советников и чиновников герцога Бургундского», совершивших многие злоупотребления и грабежи «к большому скандалу и ущербу суда» в области Фландрии с целью изъятия у казны денег от чеканки монеты (27 апреля 1422 г.)[228]. Парламент воспринимался властями оппозиционно, и ему не давали решать дела, в которых власти были заинтересованы. Так, 10 марта 1423 г. в Парламент обратились некие «заговорщики и противники», арестованные по приказу герцога Бургундского в Париже, дело которых намеревались изъять из ведения Парламента. Последний заявил канцлеру о «помехах, которые могут последовать от уменьшения» прав института.

Наконец, важнейшим вопросом, намеренно изымаемым из ведения Парламента, был вопрос о землевладении и королевском домене, на уменьшение которого Парламент не пошел бы никогда.

Опасения Парламента по поводу уменьшения домена высказывались и раньше. Так, Парламент несколько дней подряд обсуждал королевские ордонансы по поводу «суда и домена короля», и на эти обсуждения были приглашены чиновники Палаты счетов, с целью предупредить их о незаконности намечаемой акции (15 февраля 1417 г., 27 февраля, 1 марта — 3 марта 1417 г.)[229].

20 сентября 1418 г. генеральный прокурор короля Жан Агенен протестовал в Парламенте против решения Палаты счетов о передаче некоторых прав на Овернь герцогу Бурбонскому, Парламент обещал «сделать