Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV века - Сусанна Карленовна Цатурова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следует обратить самое пристальное внимание на этот открытый конфликт «пробургиньонского» Парламента с герцогом Бургундским, поскольку он не только перечеркивает картину единодушия «очищенного» Парламента и бургиньонских властей, бытующую в историографии, но и обнажает главное препятствие такому единодушию: нежелание герцога Бургундского идти на компромисс во имя сохранения единства страны и прекращения войны[200].
Со всей откровенностью конфликт Парламента и властей был обозначен на заседании 15 февраля 1419 г., где собралось около 200 человек: весь Парламент, представители Парижского университета, купеческий прево и почтенные горожане. Собранию были зачитаны письма от короля и герцога Бургундского из Провена. Король «удивлен» (s'emerveille) всей линией поведения парламентских чиновников, а герцог Бургундский обвиняет во всех бедах Дофина Карла: «И если кто-то иначе говорит, пусть они этому не верят». Парламент дает ответ в присутствии представителей университета и муниципалитета и настаивает на своем: «Эти послы были мудрыми и честными людьми, которые не совершили никакой ошибки и зла». Когда же послы короля пожелали получить в письменном виде все то, что было заявлено устно, им через сутки ответили, что «не дадут никакого письменного ответа, и пусть они доложат о сказанном» (устно).
Явной демонстрацией неповиновения Парламента стала отправка в тот же день новой делегации к «Танги дю Шателю и другим капитанам, называющим себя сторонниками Дофина, чтобы вместе поговорить об общем перемирии в войне» (17 февраля 1419 г.).
Обмен письмами с Дофином продолжался вплоть до убийства герцога Бургундского (сентябрь 1419 г.) сторонниками Карла: 21 февраля 1419 г. он сообщает Парламенту и Парижу о перемирии, заключенном с англичанами в области между Сеной и Луарой; 13 марта 1419 г. он извещает, что принял титул регента королевства, и Парламент, одобряя этот шаг, заявляет, что этот шаг не наносит «ущерба или урона власти короля, нашего суверенного сеньора, ибо от этого регентства и управления королевством… никак не вытекают такие последствия». Более того, он выступает посредником между Дофином и королем, убеждая последнего в необходимости начать переговоры и объявить перемирие на это время, «о чем Дофин много раз просил… и ничего не было сделано». Упрек в адрес противников Дофина здесь почти не скрыт, и Парламент не только благодарит Дофина за эту инициативу переговоров, но и намерен «ускорить и преследовать перед королем переговоры о мире в королевстве». Парламент даже отправляет к королю с этой миссией президента Следственной палаты и нескольких чиновников (3 апреля 1419 г.).
В итоге герцог Бургундский от имени короля требует от Парламента больше не вступать в переговоры с Дофином «в обход короля и без его разрешения или приказа» (3–4 мая 1419 г.).
Кстати, за стенами Дворца сближение Парламента с Дофином одобрялось не всеми: так, Ги Аннекен открыто заявлял, что в Париже дурное и предательское управление, «и все эти прево и эшевены в душе арманьяки!». 5 мая 1419 г. прево и эшевены, а также 21 «почтенный буржуа Парижа» обратились в Парламент с просьбой возбудить против него «гражданский иск (a fin civil)», поскольку речи Аннекена «ведут к бунту, чтобы возбудить некоторых людей убить «прево и чиновников». Ги Аннекен, посаженный в Шатле, был переведен по приказу Парламента в Консьержери, а дело передано на рассмотрение епископа Парижа, так как обвиняемый был человеком духовного звания[201].
И перемирие между Дофином и Жаном Бесстрашным было заключено в июле 1419 г. с участием Парламента, в частности президента Жана Рапиу (15, 20, 31 июля 1419 г.)[202].
Зная о кропотливых усилиях парламентских чиновников по поиску мира и примирения враждующих партий в стране, мы можем понять, почему убийство во время переговоров на мосту в Монтеро в сентябре 1419 г. герцога Бургундского сторонниками Карла воспринималось Парламентом как катастрофа.
Реакция осуждения убийства была единой и в окружении Карла VI, и в Парламенте. Но подоплека ее все же была разной[203]. Окружение короля все время подозревало Дофина в предательстве, в бунте против короля, хотя он не хотел подчиняться лишь герцогу Бургундскому. Для этого окружения убийство в Монтеро явилось долгожданным и удобным во всех отношениях поводом объявить Дофина «преступником», теряющим право на престол Франции. В Парламенте же все эти годы предпринимались реальные шаги на примирение с Дофином. Но оправдать убийство он не мог[204]. Обратим на это внимание: даже в такой ситуации Парламент не только не обвиняет самого Дофина, но даже высказываются сожаления о нанесенном ему непоправимом ущербе, поскольку помимо «очень больших неприятностей еще более крупные ожидаются от этого в будущем». Более того, здесь четко осознают, что Дофин теряет права на французский престол: «к позору совершивших это в ущерб моему сеньору Дофину главным образом, которого ожидало наследство и преемственность после короля, в чем он имел бы очень много помощи и покровительства, а теперь — еще больше врагов и противников, чем раньше» (11 сентября 1419 г.)[205]. Убийство воспринималось как катастрофа не только в Парламенте, но и за его стенами. «Пробургиньонский, предательский» Париж так ждал союза с Дофином, что всего лишь через год после превращения в «город бургиньонов» снял знаки Бургундского дома в момент начала переговоров в Монтеро. На следующий день Парламент собрал в своем зале канцлера, капитанов и воинов, королевского и купеческого прево, чиновников других королевских ведомств, квартальных, пятидесятников, десятников, просто буржуа и жителей Парижа — словом, всех для принесения 130 клятвы верности закону и порядку в стране, дабы «помогать и заботиться всей властью в охране, сохранении и защите Парижа и… в общем сохранении и защите королевства; сопротивляться телом и всей силой позорным предложениям и предприятиям преступников, бунтовщиков и нарушителей мира и единства королевства, заговорщикам, виновным и замыслившим смерть и убийство герцога Бургундского» (12 сентября 1419 г.).
Вторым важнейшим звеном в политике Парламента в период, предшествовавший заключению договора в Труа, была активная и даже инициативная поддержка им сопротивления англичанам. Особое внимание уделялось обороне отдельных городов, особенно Руана, осада и последующая сдача которого стали одной из трагических страниц в истории Столетней войны.
Парламент неотступно следил за действиями короля, выслушивая доклады об «отчаянном положении Руана, осажденного англичанами». В городе царил ужасающий голод, не было средств для содержания гарнизона и армии, для покупки и подвоза продуктов. Канцлер обратился с просьбой о помощи для защиты города, «что-бы из-за отсутствия финансов и помощи Руан не был взят и оккупирован врагами». Парламент дал