Времена года - Мила Лейт

Незнакомку звали Ева Дюбуа и она была художницей.

– Вообще-то, у меня есть и второе имя – Марианна: маме всегда очень нравилась наша национальная героиня, и ей хотелось и меня назвать как покровительницу Франции. Но я уже и не вспомню, когда меня так последний раз называли. Разве что где-нибудь в банке… – И Ева закончила своё пояснение широкой улыбкой, открывавшей идеально ровный ряд жемчужно-белых зубов.

Родилась и выросла она в Париже и была твёрдо убеждена, что лучшего места на земле не существует.

– Конечно, иногда и я устаю, скажем, от скопления людей в метро или от толчеи в магазинах перед Рождеством, но для меня всё это – тоже часть моего любимого города. Без всего этого Париж не был бы Парижем, пожалуй.

Ева продолжала говорить, а Марта только успевала удивляться: и тому, как легко её новая знакомая находит хорошее в том, отчего большинство людей испытывают лишь раздражение; и тому, с каким воодушевлением говорит она о городе, который знает вдоль и поперёк, – а ведь так мало кто способен, прожив много лет в одном месте, воспринимать его не как привычные декорации к повседневности, но как уникальный и живой организм. Ева не была красавицей в классическом понимании этого слова, но Марта любовалась ею: всё в этой женщине было так естественно, так уместно, так сочеталось одно с другим, что не хотелось ничего исправить.

Они шли по старинным улицам, наслаждаясь тихим весенним вечером. Ева, как маленькая птичка с ветки на ветку, легко порхала с одной незамысловатой темы разговора на другую, но всё, что она говорила, было так же легко и непринуждённо. Вдруг она заговорила об их так внезапно случившемся знакомстве. В магазине она обратила внимание на Марту, потому что та не выглядела ни погружённой в заботы обывательницей, ни поверхностной туристкой, ни сухой ценительницей, которая точно знает, что ей нужно.

– Вы выглядели как человек, который что-то ищет, но как будто и сам не знает, что именно… понимаете? То есть, я хочу сказать, не в магазине, а вообще – в этом городе или в этой жизни… – она снова улыбнулась, а в её обращённом к собеседнице теплом взгляде угадывался вопрос. – Так редко встречаются подобные лица! Как правило, люди бегут, занятые какими-то мыслями, не поднимая головы, или же смотрят по сторонам, но ничего не видят, не замечают. И ты понимаешь, что им ничего не интересно: ни то, что вокруг, ни даже то, что сейчас происходит в их собственной жизни…

Она помолчала, потом продолжила:

– Я их не осуждаю, конечно же… я только хочу сказать, что это так обидно – пробегать свою жизнь, не замечая её. Вы понимаете?

Ещё несколько лет назад Марта едва ли оценила бы эти слова. Но жизнь с Марком успела изменить её, научив замедлять свой бег и ощущать свою жизнь. Ощущать не просто как дела и заботы, но как спектакль, в котором ты играешь главную роль, и в котором каждая, самая мелкая деталь имеет значение, а потому обязательно должна быть замечена.

– О да, я понимаю. Я и сама ещё недавно была такой, – Марта тоже улыбнулась, как будто чуть виновато. – Но я хотела бы что-то успеть. Увидеть, почувствовать, понять. Только не знаю, что…

– Чем вы занимаетесь?

– А, ничего интересного…

– Я хочу сказать, – перебила её Ева, – вы занимаетесь тем, чем вам хотелось бы? Вы видите смысл в том, что делаете?

Марта и сама не раз задумывалась над вопросом, возможно ли и в самом деле – заниматься всю жизнь только тем, что нравится. Из всего множества людей, что она знала, пожалуй, только Арина да Марк занимались тем, к чему лежали их души. Работа для них являлась не вынужденной необходимостью, но вечно интересным путешествием. Для всех же остальных, включая её саму, работа была лишь источником средств к существованию плюс социальной жизнью – но не более.

– Ну я думаю, смысл можно найти во всём, – уклончиво ответила она. – Если кто-то нанимает тебя для какого-то дела, значит, это кому-нибудь нужно.

– Что ж, пожалуй, верно… – Ева чуть склонила голову набок, и от этого прозвучавшие слова приобрели, вопреки своему смыслу, оттенок сомнения. – Но если бы у людей была возможность выбора, как вы думаете, многие из тех, кого вы знаете, продолжили бы заниматься тем же делом? Вы бы стали?

И снова Марта подумала о том, что она изменилась. Живя в Москве, она не особенно задавалась подобными вопросами. Получила профессию – пошла работать. И хоть она и сожалела порой, что мало времени проводит с сыном или не успевает отдохнуть от домашних дел, о том, чтобы не работать, она и не помышляла. Как и для многих, для неё это означало бы только то, что изо дня в день она будет просто находиться дома – а так она тоже не могла и не хотела. Последний год её жизни с Борисом – и это было явлением новым – она стала задумываться о том, какую ничтожно малую часть своих желаний она попробовала воплотить в жизнь. Но Марта тогда гнала прочь подобные мысли: ей казалось, что изменить она всё равно ничего не могла бы, а раз так – к чему терзаться бесплодными сожалениями?

Вопрос Евы вызвал в ней уже знакомое ощущение какого-то бессилия. Не хотелось думать, что столько лет было потрачено зря. Но разве можно было поступить по-другому? Чем бы она занималась? И принесло бы ей это удовлетворение, в конце концов? Запутавшись окончательно и не желая отвечать на вопрос, ответа на который она всё равно не знала, Марта спросила сама:

– А вы – вы, наверное, очень любите свою профессию – дело, которым занимаетесь? – И вдохновенно продолжила: – Знаете, я ведь с самого детства очень любила рисовать. Не уверена, хотелось ли мне стать настоящим художником, но научиться хотелось – это точно! – Она и не заметила, как преобразилось при этом её лицо. Так бывает, когда человек думает или говорит о чём-то, что задевает некие глубины в его душе – то, что для него важно и дорого.

От наблюдательной Евы, разумеется, не укрылась эта перемена. Она ответила не сразу – продолжала пристально смотреть на Марту, словно стараясь прочесть всё то, что не было высказано вслух. Потом снова улыбнулась – счастливо и восторженно, как ребёнок, которому позволили что-то давно желанное, обвела взглядом улицу, по которой они шли и, наконец, произнесла:

– Случалось ли вам всерьёз полюбить? Не влюбиться, очертя голову, когда, кажется, и дышать не можешь без этого человека, и все мысли ежесекундно – с ним одним, и всё не то, когда его нет рядом, а малейший признак равнодушия с его стороны отзывается мучительной болью. Влюблённость, страсть – чувства сильные, но к счастью, сравнительно скоротечные. К счастью – потому что слишком длительное нервное напряжение небезопасно для нашего организма. Оно истощает… ну так врачи говорят, во всяком случае, – Ева состроила озорную мину. – Ну вот, – продолжала она, – а любовь – это уже нечто другое, не так ли? Когда свет. Вдохновение. Когда ты и не можешь без него, но при этом не требуешь и не ждёшь всего и сразу. Когда трудности не пугают, а только укрепляют твои чувства. И время тоже не ослабляет, а укрепляет их. Вот что для меня любовь. И моя самая большая любовь – моя работа. Всё, что я сейчас сказала – это не только о любви к мужчине, но и о ней.