Времена года - Мила Лейт

Итак, они расстаются. Что ж… собственно говоря, все его отношения рано или поздно этим и заканчивались. Вины своей он не чувствовал: если Марта когда-то внушила себе, что он изменит себя и свою жизнь – это не его вина. Женщины любят строить планы на жизнь своих мужчин, не задаваясь вопросом, насколько последние готовы в этом участвовать. Марк всегда считал это одним из составляющих женской глупости. Марта в этом отношении была не в пример лучше многих и многих – они могли бы жить вместе, если бы её потребность в его присутствии в её жизни не была столь маниакальной. Слишком много его она хотела для себя. Он давал ей это, пока желание обладать ею наполняло его самого. Парадокс заключался в том, что и раньше, пока длилась его страсть, он особенно не изменял своему образу жизни. Но пока Марта чувствовала его отношение, всё было хорошо.

– Благополучно вам долететь. – Ему всё же не удалось избежать банальности.

– Я сложу то, что не беру с собой сейчас, в шкафу. Потом решу, как забрать.

Они по-прежнему говорили по-французски, и Марте вдруг стало казаться, что она читает диалог из учебника.

– Разумеется… – К собственному удивлению, Марк чувствовал себя несколько неловко.

Она ничего не сказала о разводе, и он тоже молчал. В любом случае, для него это всего лишь формальность.

Не зная, как закончить этот разговор, он, едва касаясь, обнял её, затем направился к двери:

– Ну мне пора. Счастливо.

Марта лишь кивнула в ответ. Дверь, закрывшаяся за мужчиной её жизни, показалась ей настолько символичной, что она снова заплакала. Пока она собирала чемоданы, у неё было такое чувство, будто она пытается собрать по кусочкам свою разбитую жизнь.

Тот факт, что она с самого начала осознала конец их любви, и помог Марте пережить этот разрыв. В тот момент, когда человек понимает, что нет никакой, хотя бы самой призрачной надежды на взаимность, его чувство начинает умирать. Все эти истории о многолетней безответной любви вовсе не показывают обратный пример – наоборот: пока человек в своих мыслях и мечтах воспроизводит сцены счастливого единения с любимым человеком, он тем самым даёт – возможно, сам того не желая – подпитку своей надежде на взаимность. Но стоит ему вдруг осознать, как далеки его чаяния от реальности – он спасён.

Но пусть чувства Марты и прошли, боль осталась. Не та раздирающая, которая является вместе с осознанием своей ненужности дорогому человеку, но другая – ноющая, саднящая боль разочарования. Какое-то осознание нелепости своих притязаний на эту жизнь, на то, что она может быть такой, как ты того хочешь. И какая-то обида на судьбу – что она в который раз свела не с тем человеком; не с тем, с которым суждено и с которым хочется быть и в горе, и в радости до конца дней.

Марта, перестав смотреть на Марка через преломляющие линзы своей любви, разумеется, увидела, что тот вовсе не был тем прекрасным идеалом, который нарисовала её страсть. Его эгоизм, а также свойственное практически любому мужчине тщеславие вдруг неприятно поразили её. Конечно, его достоинства – ум, талант, красота, в конце концов, – не стали меньше, но они уже не казались Марте чем-то таким уж выдающимся. Нет, он не был обычным человеком, но и совершенством быть перестал.

Она возвратилась в Париж не для того, чтобы быть с кем-то, и не потому, что надеялась вернуть ушедшие чувства. Она просто хотела жить в этом городе – и больше нигде. И Париж принял её. Суммы, доставшейся ей после раздела с Борисом их просторной квартиры на «Соколе», хватило на крохотное обиталище в Париже – но зато не в пригороде, а на Монмартре! Города – они, как и дети, безошибочно чувствуют отношение к себе – и платят тем же.

Марта заметила, что у неё вдруг появилось много свободного времени. Поначалу это было ей удивительно – она даже не понимала, что ей с ним делать. Но годы, прожитые в Париже с Марком, не прошли даром.

«Удовольствие – в простых вещах, – любил говорить он, намазывая масло на свежий багет, или открывая новый номер любимого журнала, или бросая себе на лицо пригоршни тёплой воды. – Если ты не научишься получать удовольствие от повседневности, ты никогда не будешь полностью счастлива», – учил он Марту.

Она соглашалась, глядя на него сияющими глазами любящей женщины. Для неё удовольствием окрашивалось всё, что так или иначе было связано с ним – и завтрак в одиночку становился и вполовину не таким вкусным, как когда Марк был рядом. Различие между ними заключалось в том, что Марк наслаждался всем этим не потому, что кто-то или что-то было в его жизни, – он получал удовольствие от всех этих вещей независимо от всего остального.

И Марта, вспоминая эти его слова, старалась заполнить образовавшуюся в душе пустоту простыми удовольствиями, простыми вещами, из которых и состоит сама жизнь. И жизнь постепенно снова обретала краски. Что ж, Марк хоть и разбил ей сердце, но и многому научил – и она была благодарна ему за это.

Единственное, чего она никак не могла простить бывшему мужу, были его слова о том, что если она несчастна, то это – только её проблема. Как он мог говорить так, прекрасно зная, что именно он стал причиной её страданий? Как мог он быть до такой степени эгоистом, что не хотел даже пальцем пошевелить ради того, чтобы что-то сделать для неё? Неужели он стал до такой степени равнодушен к ней, что ему было совершенно наплевать на её чувства? Все эти месяцы, как они расстались, она пыталась понять, что руководило им тогда – и не находила другого объяснения, кроме того, что это была обычная реакция эгоиста на просьбу поступиться собственными интересами ради другого.

Что ж, она правильно поступила, оставив человека, для которого ничего не значила. Пусть живёт, как ему удобно, – и, как Марта ни сдерживалась, но от этих мыслей обида вновь и вновь разливалась мутным ручьём в её душе. Всё, что она могла сделать, это запретить себе подобные воспоминания – иначе они начинали так терзать её, что заболевала голова – и продолжать жить своей жизнью.

А жизнь шла своим чередом. Миша ходил в школу и в спортивную секцию, любил читать, в хорошую погоду катался в компании приятелей на роликах. Вот уж кто жил и радовался, не оглядываясь на прошлое. Иногда они вместе шли в какой-нибудь из многочисленных парижских музеев или в кино. Но чаще Марта была предоставлена самой себе. И тогда она просто выходила на улицу и смотрела на Париж. А её глаза уже привычно подмечали и оттенки неба, и дождевые капли на чугунной ограде, и выщербленные ступеньки на бегущих вверх и вниз монмартрских улочках. Ещё ей нравилось наблюдать за прохожими: по тому, как человек выглядит, жестикулирует, по его мимике она старалась определить, кто он, как живёт и что переживает в данный момент. Во время таких прогулок Марта не чувствовала себя такой уж одинокой – она говорила себе, что проводит это время с Парижем.

И всё же пустота, возникшая на месте, которое в её жизни было всегда занято мужчиной, оставалась, и заполнить её было не под силу ни работе, ни книгам, ни развлечениям. Чувство одиночества и незащищенности постоянно подстерегало её и набрасывалось, стоило ей увидеть, как за освещённым окном ужинает семья, как парочка обнимается на улице, или даже какую-нибудь рекламу, где рядом с флаконом духов – два чувственных лица: любовники. И тогда она страстно хотела снова стать одной из этих женщин – женщин, в чьей жизни был мужчина, которому они нужны. Но мужчин вокруг не было. Точнее, не было никого, с кем бы у неё возникло желание что-то если не построить, то хотя бы попробовать. А на мимолётные романы, не затрагивающие никаких струн в душе, она была неспособна.