Я родилась рабыней. Подлинная история рабыни, которая осмелилась чувствовать себя человеком - Харриет Джейкобс

И она сдержала слово.

Вернувшись в тайный закуток, я бросилась на ложе и долго рыдала в одиночестве и темноте. Казалось, сердце вот-вот разорвется. Когда приблизилось время отъезда Эллен, я слышала, как соседи и друзья говорили ей: «Прощай, Эллен. Надеюсь, твоя бедная мать отыщет тебя. Как же рада ты будешь с нею свидеться!» На это она отвечала: «Да, мэм», – и они даже представить себе не могли тяжкую тайну, обременявшую юное сердечко. Она была ребенком ласковым, но от природы очень сдержанным со всеми, кроме тех, кого любила всей душой, и я была совершенно уверена, что с ней моя тайна будет в безопасности. Я слышала, как ворота закрылись, с таким чувством в душе, какое может испытать только мать-рабыня.

В тот день размышления были весьма печальны. Иногда я боялась, что с моей стороны очень эгоистично не отказаться от всех притязаний на нее и не позволить ей отправиться в Иллинойс, где ее удочерила бы сестра миссис Сэндс. Мое пребывание в рабстве настроило меня против такого решения. Я боялась, что могут возникнуть обстоятельства, которые вынудят тех людей отправить ее обратно. Во мне крепла уверенность, что мне самой следует отправиться в Нью-Йорк, и тогда я смогу присматривать за ней и в какой-то мере защищать.

Семья доктора Флинта ничего не знала о предложенной договоренности. Новости дошли до них только после отъезда Эллен и весьма их раздосадовали. Миссис Флинт нанесла визит сестре миссис Сэндс, чтобы расспросить. Она позволила себе весьма вольно отозваться об уважении, которое оказывал жене мистер Сэндс, и его собственном характере, проявившемся в признании этих «маленьких черномазых».

Об увозе Эллен выразилась в том духе, что это такое же воровство, как если бы он вломился в ее гостиную и унес оттуда какой-нибудь предмет мебели. И сообщила, что ее дочь по малолетству не могла подписать купчую, дети были ее собственностью и когда она достигнет совершеннолетия или выйдет замуж, то вольна забрать их из любого места, где они попадутся ей в руки.

Мисс Эмили Флинт, той маленькой девочке, которой я была завещана, шел шестнадцатый год. Ее мать считала правильным и достойным поступком для нее или ее будущего мужа украсть моих детей; но не понимала, как человек может ходить с гордо поднятой головой в приличном обществе после того, как купил собственных детей, как сделал мистер Сэндс.

Доктор Флинт во время визита говорил мало. Наверное, думал, что, если станет помалкивать, тем самым уменьшит вероятность, что Бенни тоже отошлют прочь. Одно из моих писем, попавших к нему в руки, было послано из Канады, и теперь он редко говорил обо мне. Такое положение вещей позволило чаще прокрадываться в кладовую, где я могла выпрямиться во весь рост и свободнее двигать конечностями.

Проходили дни, недели и месяцы, а никаких новостей об Эллен не было. Я послала письмо в Бруклин, подписанное именем бабушки, с вопросом, прибыла ли она. В ответном письме сообщалось, что пока не прибыла. Я написала в Вашингтон, но это письмо обошли вниманием. Там жил тот самый человек, который вроде бы должен был питать некоторое сочувствие к тревогам друзей девочки, оставшихся дома; но такие отношения, которые связывали его со мной, легко рвутся и отбрасываются прочь, точно ненужный мусор. А ведь как покровительственно и убедительно он некогда беседовал с бедной беспомощной рабыней! И как безоглядно я доверяла ему! Но теперь подозрения омрачали разум. Мое дитя мертво? Или они обманули меня и продали ее?

Если бы были опубликованы тайные воспоминания многих членов Конгресса, раскрылись бы любопытные подробности. Однажды я видела письмо одного конгрессмена рабыне, которая была матерью шестерых его детей. Он писал с требованием отослать их прочь из господского дома до его возвращения, поскольку его будут сопровождать друзья. Женщина не умела читать и была вынуждена прибегнуть к помощи подруги, прочитавшей письмо. Существование цветных детей не смущало джентльмена, им двигал лишь страх, что друзья смогут разглядеть в их лицах сходство с его чертами.

Под конец полугодового срока из Бруклина пришло письмо на имя бабушки. Оно было написано молодой родственницей Сэндса, и в нем говорилось, что Эллен прибыла. В нем содержалось следующее сообщение от дочери: «Я стараюсь делать точно так, как ты велела, и молюсь о тебе каждый вечер и каждое утро». Я поняла, что эти слова предназначались для меня, и они пролились бальзамом на сердце. Женщина, написавшая письмо, завершала его следующими словами: «Эллен – чудесная маленькая девочка, и мы хотели бы, чтобы она жила с нами. Я пошлю ее в школу и надеюсь, однажды она сможет написать вам сама». Сообщение озадачило и встревожило меня. Как это понимать? Отец моих детей просто оставил ее там, пока она не подрастет достаточно, чтобы самостоятельно содержать себя? Или вручил ее кузине как собственность? Если верно последнее предположение, то кузина могла вернуться на Юг в любой момент и взять в рабство. Я старалась гнать болезненную мысль о том, какое гнусное зло могло быть нам причинено.

Я говорила себе: «Разумеется, должна быть в этом мужчине какая-то справедливость», а потом вспоминала со вздохом, как рабство извращает естественные чувства человеческого сердца. Глядя на жизнерадостного сына, я ощущала укол боли. Он считал себя свободным, и, если бы оказался под ярмом рабства, я бы не перенесла. Как я жаждала благополучно вывести дитя из-под его власти!

Я упоминала тетушку, которая была рабыней в семействе доктора Флинта и стала моим прибежищем во время постыдных преследований, которые я претерпевала от него. В двадцать лет она вышла замуж – в той мере, в какой рабы могут вступать в браки. Нэнси получила согласие хозяина и хозяйки, и церемонию провел священник. Но это была чистая формальность, не имевшая никакой законной силы. Хозяин или хозяйка могли аннулировать брак в любой день, как только захотели бы. Она всегда спала на полу в прихожей, рядом с дверью спальни миссис Флинт, чтобы приходить по первому зову. Когда она вышла замуж, ей было сказано, что она может пользоваться маленькой комнаткой во флигеле. Нэнси и ее муж обставили комнату на свои средства. Он был моряком, и ему дозволялось ночевать там, когда он бывал дома. Но в первую брачную ночь молодой жене было велено занять прежний пост на полу в прихожей.

У миссис Флинт в то время еще не было детей, но она готовилась стать матерью, и, если бы ей захотелось пить посреди ночи, разве могла бы она обойтись без рабыни, которая принесет воды? Поэтому тетушка Нэнси была вынуждена спать на полу, пока однажды в полночь ей не пришлось покинуть пост, чтобы до срока родить ребенка. Через две недели от нее потребовали вернуться на прежнее место, потому что новорожденному миссис Флинт была необходима забота. Она занимала свое место из ночи в ночь, летом и зимой, преждевременно родила друг за другом шестерых детей, и все это время трудилась ночной нянькой для детей миссис Флинт. Наконец ежедневный тяжелый труд и невозможность отдыха по ночам решительно подорвали ее здоровье, и доктор Флинт объявил, что она более никогда не сможет стать матерью живого ребенка. Страх лишиться столь ценной служанки из-за возможной смерти побудил хозяев позволить ей спать в маленькой комнатке во флигеле за исключением тех случаев, когда кто-то в семье был болен. После этого она родила еще двух слабых младенцев, один из которых скончался через пару дней после рождения, а второй – через четыре недели. Я хорошо помню ее терпеливую скорбь, когда она держала в объятиях последнего мертвого ребенка.