Белые волки - Влада Южная

– Я оставлю тебе маленькую лазейку, чтобы подумать, Южиния. Сравнить их правила с моими. И если ты все-таки захочешь вернуться… вот тогда ты придешь, встанешь на колени и попросишь меня, как следует. И вот тогда я лишу тебя невинности. А пока лежи смирно.

Он поднес бокал к губам, набрал в рот, но глотать не стал, согревая жидкость во рту. Видимо, что-то такое отразилось на его лице, потому что девушка вздрогнула и принялась беззвучно шептать. Она молилась. Что ж, ему даже больше нравилось так. Он наклонился и приоткрыл губы. Уже согретое вино пролилось на женскую плоть. Вишневые капли запутались в золотистых кудряшках, стекая вниз, на простыни, подобно девственной крови. Он собрал их языком, двигаясь снизу вверх и вкушая наряду с терпко-древесным другой, пряно-медовый аромат.

Южиния застонала, громко, в голос, когда он раскрыл ее пальцами и погрузил язык еще глубже в горячее, истекающее влагой тело.

– О, пресвятой светлый бог, помоги мне! О, пресвя…

Крик прервался, сдавленный кольцами натянутой удавки. Девушка была вся мокрая от вина и собственной смазки, по ее телу пробегали судороги, ему пришлось держать ее колени, чтобы не брыкалась и не задушила себя ненароком. Его собственный оргазм подступал, наливался болезненной тяжестью. Пришлось вскочить на четвереньки, схватить зубами конец удавки и выпрямиться, натягивая его на себя. Южиния подалась вперед, хрипя, выкручивая руки, безотрывно глядя в черные провалы его глаз, которые притягивали ее, как заколдованные омуты.

Ее боль и страх, пришедшие на смену удовольствию, немного отрезвили его. Он разжал зубы и позволил ей упасть обратно, смахнул со лба выступившую испарину, сделал глубокий вдох.

– Тебе нравится то, что я делаю, маленькая монашка?

Она замотала головой так, что золотистые волосы взметнулись в разные стороны, сглотнула и прошептала:

– Да…

Он сжал ее бедра и рывком перевернул на живот, заставив скрестить связанные руки. Содрал остатки платья, провел ладонями по тонкой спине, по перехлестьям длинных белых шрамов на лопатках, боках и позвоночнике. Коснулся их губами, ощущая жесткость рубцов.

– Сколько раз тебя били? Сколько раз уничтожали в тебе способность чувствовать? – его горячий шепот заставлял ее трепетать. – Называли твои естественные желания грязными и порочными? Убивали в тебе женщину? Что плохого в том, чтобы быть женщиной? Что плохого в том, чтобы быть моей…

– Это неправильно… это неправильно… – застонала она, прижимаясь щекой к подушке и выгибаясь под ним.

Он просунул руку под ее бедра и снова ласкал и гладил там, вынуждал теснее прижиматься мягкими ягодицами к его возбужденному члену. Финал приближался, он не мог больше терпеть и быть с ней нежным. Притворяться надоело. Все равно Южиния уже мало что соображала. Ее глаза закатывались, она то умоляла его остановиться, то всхлипывала и стонала, упрашивая продолжать. Потом она вспомнит себя в эти моменты и испытает стыд. Но это будет потом. И это станет последним кирпичиком в рухнувшей стене ее веры.

Выудив из ящика прикроватной тумбочки флакон, он выдавил немного геля на ладонь. Раздвинул ягодицы девушки, проник пальцами к тесному и тугому входу в ее тело. Другой рукой натянул удавку, чтобы отвлечь от незнакомых и пугающих ощущений. В попытке глотнуть хоть немного воздуха она оперлась на локти, выгнулась в немыслимой позе, с хрипом распахивая рот. Тогда он приставил член к ее входу, надавил и вошел внутрь.

Вряд ли она поняла, что случилось. Внутри нее уже кипел коктейль разнообразных ощущений, что значило еще одно? Он отпустил удавку, размеренно двигая бедрами и уткнувшись лицом в ее волосы на затылке. Ее внутренние мышцы уже расслабились после первого болезненного вторжения и впускали его все глубже. Девушка вскрикнула, кусая и облизывая свои губы, как только первая волна удовольствия прокатилась внутри нее вместе с движением его члена.

Он оскалился, хотя подразумевал улыбку. Самый постыдный, самый запретный из вариантов секса… как он может быть сладок! Трудно передать то, что испытывает женщина, когда мужчина берет ее так. Боль, удовольствие, боль. И снова море удовольствия, потому что чувствительные точки в глубине ее тела содрогаются от каждого удара его члена.

Девушка уронила голову на подушки, в уголках глаз под ресницами притаились слезы от переполняющих эмоций, пока он стискивал ее бедра и изливался внутрь мощными толчками. Он специально выбрал для Южинии именно этот вариант. Она уйдет девственницей, как и было обещано. Не сможет упрекнуть его, что не сдержал слово.

Но она уйдет от него совершенно другой женщиной.

Тот, кто никогда не считался белой вороной, вряд ли поймет, какое это счастье – быть таким, как все. Не избранным, не неповторимым, а просто серой массой, «одним из», частью толпы. Чувствовать, что рядом есть кто-то с теми же проблемами, надеждами и стремлениями. Ощущать себя нормальным. Ведь нормальное – это лишь то, что легко укладывается в стандарт.

Утро плавно оседало на столицу. Серое, хмурое, холодное, пропитанное ароматами кофе, трезвоном будильников, шелестом душевых струй и торопливыми стонами тех редких извращенцев, которые любят заниматься сексом при пробуждении. Улицы пустовали, поднявшийся на рассвете ветер гонял по ним мусор, словно упрекая нерасторопного дворника. Где-то вдалеке звонили тонкоголосые колокола, созывая мятущихся за утешением в темпл светлого. Собачники зевали и жались в легких куртках, выгуливая на поводках своих четвероногих детищ. Приверженцы здорового образа жизни снисходительно смотрели на них, пробегая мимо в ореоле раздражающей бодрости.

Он тоже бежал. Небыстро, с наслаждением, накинув на голову капюшон серой ветровки, прижав согнутые в локтях руки к бокам, выдыхая длинные облачка горячего воздуха через равные промежутки времени. Таких, как он, на набережной было достаточно. Неприметные серые ветровки носил практически каждый второй. Два километра в одну сторону, затем два – в другую, измерить пульс, сделать несколько силовых упражнений и с чувством выполненного долга пойти домой.

Димитрий тоже направлялся домой. Не в темпл темного бога, который часто называл так, и не в другое жилище, которым пользовался время от времени, а в свой настоящий дом. С запахом материнской выпечки, шорохом свежей газеты в отцовских руках, звонкими голосами младших. Все нормальные семьи завтракают по утрам вместе, за круглым столом, обсуждают планы на день и доставленные прессой новости.

В голове было тихо. Димитрий понимал, что купил эту тишину, причем купил ее всего лишь на время, на какой-то не очень длительный промежуток, но именно поэтому первым делом и отправился домой. Он гордился собой, потому что вовремя угадал наступление срыва и погасил его, прекрасно помнил все события минувшей ночи и знал, что сумел обойтись всего одной жертвой. Пугающего провала сознания, когда оборачивался волком и потом не ведал, что творил, не случилось. Его жизнь по-прежнему под контролем, а семья останется в безопасности, когда он откроет дверь и войдет к ним.