Белые волки - Влада Южная

Он поднялся с постели, пересек комнату и подошел к столу. Положил на столешницу ремешок гвоздями вверх и немного полюбовался на эту длинную окровавленную змею. Он обязательно сохранит вещицу. Кто знает, на чьем трепещущем теле она найдет свое законное место в следующий раз…

Рядом, на серебряном подносе, стояла бутылка вина и бокалы. Обычно Димитрий не пил, панически боялся потерять над собой контроль под воздействием алкоголя. Но сейчас он уверенным движением откупорил пробку и плеснул темно-розовый напиток в один из высоких и крутобоких бокалов. Сделал глоток и зажмурился, смакуя на языке богатый терпко-древесный вкус нагретого южным солнцем ароматного винограда.

Как же редко ему доводилось наслаждаться чем-то по-настоящему приятным! Вином. Опиумом. Сексом. Все перечисленное так редко появлялось в его жизни! Зато в часы ослепительного затмения разума он получал удовольствие на полную катушку.

С бокалом в руке он повернулся, подвигал плечами, разминая мышцы, сделал глубокий вдох. Ребра уже почти срослись, ушибы начали сходить. Полное восстановление ожидалось совсем скоро. Его жертва, все так же привязанная к кровати, наблюдала за ним, тяжело дыша полуоткрытым ртом. Ошметки белой ткани еще держались на ее плечах, лепестками растрепанного цветка окружали тело, отчетливо выделялись на темном шелке простыней. Ноги были полусогнуты, колени сжаты. Она ждала его, манила изгибами фигуры, изнывала от непонимания, почему он стоит нагой в нескольких метрах от нее, попивает вино и медлит.

Откуда ей, еще не познавшей порок, было знать, что ожидание – необходимый и обязательный этап на их совместном пути к удовольствию? Нет ничего более острого, чем сжимающее все внутренности предвкушение.

– Знаешь, когда какая-нибудь девушка приходит к нам в темпл, – он оперся ладонью о столешницу и сделал еще глоток, – и заявляет о желании стать нонной, ее учат в первую очередь полюбить свое тело. Не бросают сразу же под клиента с расчетом, что всему научится сама. Ей дают мужчину, из числа тех, кто работает у нас, и он помогает ей познать себя. Только потом, когда она будет готова, ее отправляют работать. Мы, как и вы, принимаем всех, кто к нам постучит. Каждому найдется место. Но в отличие от вас мы заботимся о своих.

Едва уловимое движение – и в его руках вместо бокала появился нож для фруктов.

– Просто подумай, святая Южиния, самую последнюю и никчемную шлюху в моем темпле берегут и ценят больше, чем тебя за всю твою жизнь.

Не моргая, она следила за острым лезвием в мужских руках, пока он неторопливо прошелся вокруг кровати и остановился по другую ее сторону.

– Ч-чего вы хотите? – ее подбородок дрожал.

– Вопрос не в том, чего хочу я, – он приложил холодную полоску металла к внутренней стороне ее бедра и повел вверх, до тех самых припухших следов от гвоздей. – Вопрос в том, чего хочешь ты, святая Южиния?

Миг – и он снова оказался на ней, прижимая лезвие уже к ее связанным запястьям. Подцепил один из узлов и натянул его на остром краю ножа.

– Хочешь, чтобы я отпустил тебя?

Она посмотрела на него снизу вверх широко распахнутыми глазами и снова облизнула пересохшие обескровленные губы кончиком языка.

– Д-да… п-пожалуйста…

– Или хочешь, чтобы я поцеловал тебя?

Перевернув тупой стороной, он прижал лезвие к ее щеке, совсем рядом с губами. Южиния не успела заметить уловку, ее взгляд поплыл и стал совершенно безумным. Предвкушение. Он знал, что предвкушение боли бьет по нервным окончаниям сильнее настоящего удара. Провел полураскрытыми губами по ее хватающему воздух рту и прошептал:

– Скажи, что хочешь, чтобы я тебя поцеловал. Хочешь с первой секунды, как увидела меня в окулусе.

– Я… я хочу, чтобы вы меня поцеловали, – девушка дрожала и дергалась под ним, как мотылек, запутавшийся в паутине.

Не отнимая ножа, он скользнул в ее рот языком и ощутил, что она сдается. Горячие мужские губы в сочетании с обжигающим холодом металла лишали ее рассудка. Он переместил лезвие ниже, плашмя прижал к ее соску, другой рукой потянул за конец удавки, несильно, совсем чуть-чуть, и Южиния застонала ему в губы, жалобно, тоненько, как бы умоляя о пощаде.

– Я могу отпустить тебя, девочка, – он прижался раскаленным членом к ее ноге и зажмурился, борясь с желанием оказаться внутри этого податливого тела как можно скорее. В конце концов, какая-то его часть тоже была слабой и человеческой. – Но хочешь ли ты сама уйти сейчас и никогда не узнать, что тебя всю жизнь обманывали? Тебя использовали, тобой управляли, и никто не сказал, что можно вот так. Вот так, как сейчас… у нас с тобой…

– Если вы лишите меня невинности, меня не примут обратно!

Он с сожалением вздохнул. Поторопился. Она еще не до конца поддалась, еще сопротивлялась и цеплялась за все, чему учили раньше.

– Хорошо. Я не лишу тебя невинности. Обещаю. Лежи смирно, если не хочешь, чтобы я передумал.

Он сел между ее раздвинутых ног и осторожно просунул лезвие под край ее трусиков, прямо по низу содрогающегося живота. Встретился с ней взглядом. Умная девочка. Лежала и не дергалась, только часто-часто дышала – он затянул удавку чуть сильнее и забыл ослабить. С едва слышным треском волокна ткани поехали в разные стороны, пока он разрезал на девушке белье. Открылись темно-русые волосы на островке между ног, непривычные его взгляду, не короткие и ухоженные, как у нонн, а естественные, какими наделила природа. Южиния краснела и кусала губы, такая милая в своем смущении. Такая возбужденная. Он накрыл ее холмик ладонью, большим пальцем скользнул вниз и вверх по сомкнутым нижним губам, приоткрывая их и ощущая запах ее желания.

– Вы обманываете меня… – вдруг прошептала она, – я знаю, что вы хотите… вы хотите, чтобы я стала вашей прислужницей… и вы лишите меня невинности все равно…

– Только если сама попросишь.

Он поднялся и снова отошел к столу, сменив нож на бокал. С вином в руках вернулся и устроился на прежнем месте.

– Ты обманываешь сама себя, святая Южиния. Ты хочешь меня попросить. Но боишься. Маленькая невежественная монашка. Поэтому я дам тебе шанс, которого еще ни у кого не было. Я знаю, что твою невинность сразу поставят под сомнение, как только ты вернешься обратно. Не бойся, никто не сможет найти доказательств твоей вины.

– Как? Как вы это сделаете?

В ее голосе прозвучало столько надежды и удивления, что он поторопился спрятать улыбку.

– Поверь, я знаю как. Я бы и связывать тебя не стал, но пришлось сделать это ради твоего же блага. Ведь вы же приходите в мой дом с факелами и хотите его сжечь дотла ради блага человечества? Как видишь, мы действуем одними и теми же методами, не спрашиваем о чужих желаниях, когда хотим что-то доказать, и ты не вправе меня в чем-то винить.

Она вслушивалась в каждое слово, не замечая, что его палец снова притаился на ее сомкнутых створках и медленно обводит их извилистые линии.