Белые волки - Влада Южная

– Кого? – тот зашарил взглядом по балконам, выискивая цель. Нашел, с пониманием заулыбался и освободил свою руку из пальцев Димитрия. – Считай, что она уже ждет тебя в твоей комнате, братишка.

И она действительно ждала. Такая же, какой он увидел ее на балконе, с распущенными по плечам золотыми волосами, в длинном белом платье и с огромными голубыми глазами на детском лице. Когда Димитрий, с трудом передвигаясь от боли во всем теле, повернул дверную ручку и вошел в свои комнаты, девушка сидела на самом краю широкой кровати, уперевшись в нее ладонями и съежившись. Едва взглянув, он аккуратно закрыл за собой дверь, демонстративно не запирая замок.

Он сделал все, что мог, и больше не находил сил бороться. Нардиниец на нем живого места не оставил, переломал ребра, отбил внутренности, рассек бровь, и это не считая разбитого в самом начале носа. Димитрий почти не сопротивлялся, ставил редкие и неубедительные блоки, причем делал это скорее по привычке – срабатывали доведенные до автоматизма навыки защиты.

Ян два раза останавливал поединок, отводил Димитрия в угол якобы обработать раны и освежиться, а сам кричал что-то ему в лицо, что-то о деньгах, которые они теряют в случае проигрыша, и не выжил ли он из ума, раз позволяет молотить себя как боксерскую грушу. Потом сменил тактику, стал заглядывать в глаза и спрашивать заискивающим шепотом, не решил ли Димитрий просто поиздеваться над публикой, не в этом ли заключался его план. Не дразнит ли он и его, Яна, за компанию?

Потому что если все так и есть, то это очень и очень плохо, потому что он заигрался, а люди уже снимают ставки, сделанные на него, и перекидывают их на нардинийца, и никто не вправе их за это осуждать. И что тогда будут есть бедные, ни в чем не повинные нонны, если придется полностью опустошить кассу, чтобы рассчитаться с выигравшей стороной? Чем тогда заплатить за очередную партию опиума, которая выехала из Нардинии и уже в пути? А про свою репутацию он, вообще, подумал?! Кто придет в следующий раз смотреть на несчастного неудачника, уступившего какому-то крылатому полудурку? Кто станет уважать и бояться такого? И много-много других аргументов, половину из которых Димитрий прослушал, выпадая из сознания на короткие промежутки времени.

Хотя стоило отдать должное, Ян не отвернулся от него, не перестал вытирать его кровь и помог вправить выбитые пальцы на левой руке, но выглядел при этом бледным и взмокшим. Чтобы успокоить, Димитрий улыбнулся ему разбитыми губами и посоветовал взять все деньги, которые лежали у них в сейфе, и поставить от своего имени на него. Он был уверен, что Ян не посмеет ослушаться.

На самом деле, у него просто не было времени объяснять. Голос в башке шептал и шептал, но этот шепот действовал на него громче крика. Его истерзанная личность таяла и растворялась, как капля молока в стакане воды. От Димитрия осталось только тело. Тело сильного, молодого волка, который вот-вот должен был оказаться наедине с хрупкой человеческой женщиной. И если на разум он уже никак не мог повлиять, то ослабить свою физическую оболочку еще было в его силах.

Он не чувствовал жалости к будущей жертве. Нет. Он не ведал жалости ни к кому уже давно. Просто в его планы не входило убивать ее так просто. Он боялся, что не сдержится и сам себе все испортит, и тогда придется начинать поиски долгоиграющего лекарства заново.

Чудовище недовольно скалилось, ему не нравилось получать болезненные удары, но все-таки обман разгадало не сразу, и нардиниец здорово поупражнялся на почти сдавшемся противнике. А когда уловка Димитрия, наконец, стала понятна тому, кто сидел в его голове, на миг наступила оглушающая тишина.

Он схватился за уши, пошатываясь и корчась, словно от боли, и не зря – через секунду башку изнутри наполнил такой возмущенный визг, что барабанные перепонки все-таки лопнули, и из слуховых проходов потекла кровь. А затем Димитрий выпрямился, посмотрел на нардинийца черными провалами глаз, нехорошо улыбнулся, в следующую секунду прыгнул, на лету оборачиваясь волком – и вырвал глотку у громадной туши, рухнувшей на землю и захлебнувшейся в собственной крови.

Ян спал с лица. Правила не запрещали победу любой ценой. Если нардиниец расслабился и проморгал прыжок Волка – сам виноват. Они сорвали все ставки, сделанные засомневавшимися зрителями против Димитрия, и разбогатели даже больше, чем могли представить. Он тут же поднес господину длинный халат взамен одежды, разлетевшейся клочками во время обращения, постоянно пытался заглянуть в глаза, спрашивал не надо ли лекаря, воды или еще чего-то, но Димитрий только вяло отмахивался. Все его раны заживут в течение нескольких часов и безо всякого постороннего вмешательства – слух, вот например, уже восстановился – а пока они еще есть и ослабляют его, надо торопиться к ней…

– Ох, это вы! – воскликнула девушка, когда он, морщась, поковылял от двери к дивану. – Это ведь вы дрались там? Я вас видела. Пожалуйста, помогите мне! Один человек попросил меня срочно пойти с ним. Сказал, что есть больной, который нуждается в помощи. Привел сюда и запер. Не хочется думать о плохом, но… вы понимаете, меня ждут! Мне нельзя надолго отлучаться от старшего! Меня станут искать! А я не знаю, как отсюда выйти.

Она говорила отрывисто, с придыханием, явно борясь с подступающим к горлу волнением. Он снова бросил взгляд на ее обеспокоенное лицо, на пальцы с синими прожилками вен, обхватившие запястье другой руки, словно удерживая от жестикуляции и напоминая о необходимости вести себя сдержанно, и отвернулся. Присел, со стоном откинувшись на спинку дивана, и вытянул ноги.

– Все правильно. Это я – больной. Это мне нужна помощь.

– Вы? – в ее голосе послышалось и удивление, и облегчение. – Ну конечно, теперь все понятно. Но вы, наверно, выбрали не того человека. Я умею оказывать помощь как сестра милосердия. Но вам, похоже, нужен доктор. Кто-то более знающий, чем я.

Он услышал звук легких шагов, через прикрытые веки почувствовал тень, упавшую на лицо, когда золотоволосая девушка склонилась над ним. Ее влекло к нему любопытство и прочно вдолбленная в сознание обязанность помогать всякому просящему. Нет, все-таки любопытства было больше. Стоило ему открыть глаза, и она тут же вздрогнула и залилась румянцем под его взглядом. Он поднял руку, заправил блестящий завиток ей за ухо и вкрадчиво прошептал:

– Нет. Я выбрал именно того, кого хотел.

Девушка тут же отскочила, как ошпаренная, и выставила перед собой пальцы, сложенные в защитный знак.

– Не трогайте меня. Вы не должны этого делать. Светлый бог покарает вас!

А она была не глупа, эта невинная монахиня. Сразу почуяла неладное. Правда, отчаянно храбрилась, хоть уже и дрожала всем телом так, что по подолу длинного платья пробегала мелкая рябь. С другой стороны, кто сказал, что невинность – синоним глупости? Отпетые дуры никому не интересны, а темный бог только на первый взгляд всеяден. На самом деле, у него придирчивый вкус.

– Почему нельзя трогать? – спокойно спросил он, сделав вид, что не заметил ее реакцию.

– Потому что прикосновение мужчины – это соблазн, – ответила она, продолжая защищаться от него знаком, в который верила.