Пампа блюз - Рольф Лапперт

С любовью Лена.

PS: Пожалуйста не обращай внимания на ошибки в запятых!

Я перечитываю письмо во второй раз и в третий. Я уже по тебе скучаю. Приезжай ко мне. Я жду тебя. С любовью. Моя голова просто горит от таких слов. Во всем теле щекотно и покалывает. Прямо как после прыжка в холодное озеро на карьере ранним июньским утром. Под водой мне не хватает воздуха, но когда я, задыхаясь, всплываю на поверхность, я чувствую жизнь во всей ее полноте. Я ложусь на солнце, и тепло постепенно проникает в меня. Мой живот как доменная печь, а сердце бьется как сумасшедшее.

Пожалуйста. Приезжай. Ко. Мне.

Я так и сижу, прислонившись спиной к стене сарая, и смотрю на письмо. Мысли дико скачут. Ни одну из них не удается удержать.

Я встаю и иду на веранду. Перила так и лежат на газоне. Я останавливаюсь напротив окна Карла и некоторое время наблюдаю за ним. Он так погружен в работу, что не замечает меня. Думаю, тот, кто видит его впервые, явно решит, что Карл — сумасшедший.

Карл, мой дедушка, отец моего отца. Карл, чей мир — размером с этот дом, а иногда всего лишь с его комнату или крошечную коробку из-под печенья у него на коленях. Карл, из головы которого каждый день исчезает десяток слов, но появляется одно новое. Карл, кровь которого текла в венах моего отца и течет в моих. Карл, для которого я измельчал еду и выковыривал клей из-под ногтей в плохие дни. Для которого я готовлю, и стираю, и убираю, для которого я рядом, каждую секунду. Карл, которого я редко люблю, иногда ненавижу и чаще всего просто терплю, точно так же, как терплю мою пустую жизнь здесь.

Я иду в сарай и стягиваю ткань с жестяной коробки, из которой когда-нибудь должен был выйти автобус, на котором я собирался уехать в Африку. Пыльная ржавая конструкция настолько не похожа на автобус марки «Фольксваген» из детской мечты, что мне становится смешно. Мосты, диски, колпак колес, амортизаторы, тормозные колодки, выхлопная труба, кабели и гибкие трубы вдруг кажутся мне деталями гигантского пазла, который мне не сложить и за всю жизнь. Я плюхаюсь на одно из сидений, стоящих рядком вдоль стены сарая, и еще раз читаю письмо.

Тут все написано. Осталось только сделать.

Через пять с лишним часов мы добрались до Кремберга. В пути я постоянно думал о Масловецки и Йо-Йо и несколько раз был почти готов повернуть обратно. Но сразу же вспоминал и повторял, как молитву, строчки Лениного письма, которые помогли мне выкинуть из головы всю эту дурацкую историю с НЛО.

Когда в голове мелькала мысль, что сегодня я собираюсь избавиться от Карла, я принимался горланить песни или просто кричать во все горло. Люди, попадавшиеся нам на пути, наверное, думали, что я совсем спятил.

Возможно, они правы.

Дом престарелых находится на краю города в квартале со старыми домами и большим парком. Посыпанная гравием дорожка ведет от ворот к трем корпусам, два из которых стоят в тени роскошных лип. В здании посредине, современной постройке из стали и стекла, располагается приемное отделение. Времени чуть больше двух, и все люди куда-то испарились. На одной из деревянных скамеек в саду сидит пожилая женщина и курит. Мужчина забрасывает белые мешки с бельем в кузов грузовика, припаркованного у дальних корпусов. Двое пенсионеров медленно идут по дорожке, опираясь на палки. Другие постояльцы явно разбрелись по своим комнатам. Может, у них тихий час, или они играют в канасту, или бридж, или во что там еще играют пенсионеры.

За огромной стойкой в вестибюле сидит женщина в желтой блузке и разговаривает по телефону. В бинокль я вижу разноцветные бусы на ее шее и даже почти могу прочитать ее имя на табличке на груди.

Я спрыгиваю с ограды и возвращаюсь к Карлу, который ждет меня в кабине тук-тука. Всегда, когда нарушается его привычный распорядок дня, он становится молчаливым и каким-то застывшим, как кролик перед удавом.

— Идем прогуляемся, — говорю я и протягиваю ему руку.

Карл не двигается с места и крепко держит обеими руками маленький чемоданчик, который лежит у него на коленях. На улице тепло, и я снял с деда пиджак и ослабил галстук. К шее Карла приклеился кусочек туалетной бумаги, там, где я порезал его утром во время бритья. Я убираю бумагу. В пути каждые десять километров останавливался, чтобы дать Карлу попить. На остановках я перечитывал письмо Лены, чтобы в приступе раскаянья не повернуть обратно.

— Идем, немного подвигаться тебе не помешает.

Левой рукой я снимаю чемодан из черной искусственной кожи с колен Карла, а правой беру его за руку.

Сгорбившись, Карл разворачивается к выходу и дает мне высадить его. Когда он стоит на земле, я достаю с сиденья его пиджак. От Карла пахнет лосьоном для бритья, которым я его натер, а в петлицу на его воротнике я вставил белую гвоздику. Мы идем по дорожке к садику, где между ухоженными цветочными клумбами, постриженным газоном и подрезанной живой изгородью стоит несколько деревянных скамеек. Карл то и дело останавливается и прислушивается к пению птиц, которые спрятались от глаз в кронах деревьев. При этом он делает такое лицо, что непонятно, то ли он удивлен, то ли боится.

Я сажаю Карла на лавочку рядом с фонтаном и вешаю его пиджак на спинку, а потом достаю из чемодана коробку и журналы.

— Я забыл твою бутылку с водой, — говорю я, закрываю чемодан и кладу его рядом с Карлом на выкрашенную в зеленый скамейку. — Сейчас ее принесу. А ты жди здесь. Понял?

Карл кивает.

— Если кто-нибудь спросит, кто ты, назови свое имя, понял?

Карл кивает.

— Как твое имя?

Карл смотрит на меня так, будто я спросил его, сколько будет, если разделить три тысячи пятьсот семьдесят два на одиннадцать.

— Карл Шиллинг. Тебя зовут Карл Шиллинг.

Карл смотрит на меня, но не кивает.

— Повтори разок: Карл Шиллинг.

Карл и не думает открывать рот.

— Ну и ладно, — говорю я, застегиваю верхнюю пуговицу на его рубашке и потуже затягиваю узел на галстуке. Некоторое время я стою перед ним и рассматриваю его — целиком, от начищенных до блеска ботинок до расчесанных волос.

— Хорошо, — говорю я наконец. — Тогда я пошел за бутылкой.

Карл смотрит на меня, но во взгляде его ничего не читается: ни обида, ни печаль, ни упрек, ни даже его обычная растерянность. Я разворачиваюсь и шагаю обратно по дорожке к воротам и дальше на парковку для посетителей, где стоит тук-тук. Я достаю из кабины большой коричневый чемодан Карла, несу его к воротам и ставлю рядом с одной из каменных колонн. Потом отъезжаю к автобусной остановке неподалеку, где видел телефонную будку, и набираю номер дома престарелых. Раздается два гудка, и трубку снимает женщина.

— Дом престарелых «Линденхоф», Фризе слушает.

— У вас в саду сидит мужчина, — говорю я. — Его имя Карл Шиллинг. Он ваш новый постоялец.