Кексики vs Любовь - Джина Шэй

Прости господи, даже Маринка в те редкие разы, когда решала взять у меня пару уроков по готовке — когда брала совесть, что кормить мужика обедами из Вкусвилла — это перебор — и та не выдерживала долго. И тон мой был для неё слишком командным, и замечания — раздражающими, и рецепты — слишком сложными.

А Тимур, вопреки всем моим ожиданиям, увлекается процессом замешивания крема настолько, что в какой-то момент я в целом оставляю этот процесс ему, а сама — занимаюсь собственно загрузкой крема в мешочки. Пока от мешочков с разноцветным кремом на моем столе не начинает рябить.

Собственно в этот момент и срабатывает у меня на столе часовой таймер — сигнал того, что мой “холст” — подзастыл и готов к работе.

— А теперь цыц! Не дышать! Чукча рисовать будет! — цыкаю я на него. На всякий случай на самом деле. До этого он вел себя образцово, не нудел, не пытался слиться, и даже хохмил в рамках приличия. Но на самом деле — мне и это сейчас может помешать.

Эх, и где вообще у меня хранится то самое здравомыслие, которое сейчас должно орать: “Юля, уймись, сделай что-нибудь попроще!”

Попроще — можно, конечно. Можно украсить ягодами, шоколадными потеками, много чем можно. Но драть за “попроще” втридорога — это космический уровень наглости, я до такого еще не прокачалась. Тем более, что когда перед глазами стоит цель блеснуть перед новой аудиторией. Я хочу блеснуть так, чтоб они меня на лоскуточки заказами порвали.

Чтоб больше никогда не возникала необходимость ходить по дурацким собеседованиям. Аминь!

То, что я задумала для моей клиентки — это скорее эксперимент. У меня в ленте все знакомые кондитеры постят тортики с мастикой или сахарными картинками, напечатанными на кулинарном принтере. И да, я знала, что это модно — знала и умела делать и это, но кто сказал, что мне это очень нравилось?

Нет, я не осуждала тех девочек, но мне вправду было скучновато в тех рамках. Хотелось большего безумия.

И…

Я освоила и его. Совсем недавно освоила, ручки зудели блеснуть в соцсетях новыми навыками.

Бурцев за моим плечом затихает. Будто и вправду перестает дышать, дабы не помешать творческому процессу.

А я — в какой-то момент увлекаюсь мыслью, что он засмотрелся моим процессом и начинаю манерничать. Локоточек оттопыриваю, мурлычу себе под нос, пританцовываю. Будто и забыла, что на кухне вообще кто-то есть. Не оборачиваюсь. Не хочу отрываться, пока последний штрих не ляжет на торт в нужном месте. Наконец останавливаюсь, отстраняюсь с задумчивым видом — будто и вправду во мне проснулся настоящий художник, который хочет увидеть свою картину целиком.

Картина на самом деле удается — голубая озерная гладь, в которой отражаются облака, туманные горы, гордый серый утес, удачно вышли даже зеленые ели. И на лицевой стороне торта и на боковинах, которые я оформила водопадными струями и островками с теми же елями и сосенками.

Удовлетворенно киваю, придя к мысли, что дальше улучшать — только портить.

И именно в эту секунду за моим плечом и раздается:

— И-и-и, снято! — нахальным Бурцевским баритоном.

Оборачиваюсь — и понимаю, что он не шутил. В его руках и вправду телефон. Нацеленный на меня и мой торт объективом видеокамеры.

О-о-о…

Держите меня семеро!

Ой, некому держать?

Это очень плохо! Потому что сейчас я кого-то буду убивать!

Я разворачиваюсь к преступнику как и полагается всякой даме моей комплекции — медленно-медленно, дабы не дай бог не спугнуть свою жертву быстрым броском. А по пути нашариваю нож — тот самый тесак Сантоку, которым я до этого сбривала крем с косячного торта. И пусть он еще в креме весь измазан, зато смерть этого гада будет сладкой.

— Ну что, Бурцев, пять последних слов? — выдыхаю сквозь зубы. Без лишней злости — зачем. Она же, опять же, ничего не поменяет.

— Кексик, да ты чего, — болван таращит на меня удивленные глаза, — что за муха тебя укусила?

Смотрю на него, приподняв левую бровь. Потом — приподняв правую. Ни с какой стороны проблесков совести не наблюдается. Что странно, потому что если человек творит заведомую дичь — как ни крути, он об этом знает. Ну, если он, конечно, не конченый олигофрен. А тут Бурцев, как бы мне ни хотелось, под этот критерий не попадает.

— Кто тебе разрешал снимать на моей кухне?

— Если б я спросил разрешения — спугнул бы момент. А во-вторых, возможно, ты начала бы нервничать из-за камеры. А это только во вред обычно.

— Ага! — воздеваю я тесак к потолку. — То есть ты знал, что я могу начать нервничать? И все-таки начал съемку?

— Я начал съемку, зная, что у тебя не очень много времени на выполнение заказа, — парирует Бурцев невозмутимо, — и решил, что объяснение можно отложить на то время, когда все будет готово. Это дает нам все сразу — и контент с естественной картинкой, и произведение искусства, которое кто-то употребит без опозданий.

— Какой еще контент? — у меня аж дыхание перехватывает. — Ты что, совсем уже обуратинел, космонавт? Я, что, для тебя какой-то контент? Постишь в соцсеточках, как бодипозитивно расслабляешься?

— Кексик, Кексик, успокойся, — Бурцев тянется ко мне ладонями, обнимая ими лицо. Умиленно таращится на меня своими чертовыми глазищами. — Какая же ты все-таки у меня дуреха! — тянет ласково-ласково.

А меня волнует, пожалуй, только то, что он перед этим телефон на столешницу положил. Ну все! Капец котенку. Ща я его!

— Бог ты мой, женщина! Сколько же в тебе энергии! — выдыхает Бурцев, перехватывая мой рывок и противодействуя ему. — И это после наших с тобой бурных выходных. Как же это… Обнадеживает!

— Я тебя сейчас обнадежу! Так обнадежу! — рычу, вырываясь и стараясь зацепить злополучный гаджет хоть краешком пальцев. — Сейчас только компромат удалю и обнадежу…

— Да какой компромат, дуреха, — пыхтит Тимур и пускает в ход наигнуснейший из приемов — кусает меня в шею. Я взвизгиваю и слабею. На пару секунд, но ему этого хватает, чтобы оттеснить меня от стола на принципиальные полшага, — это же для тебя надо! Для рекламы!

— Для чего? — переспрашиваю, скорее на автомате, чем осознанно. В голове-то как раз мысли в духе “сейчас седьмое дыхание откроется и до гребаного телефона я все-таки доберусь”.

— Для рекламы, — повторяет Тимур снова, спокойно и уверенно, — которая тебе жизненно необходима, моя волшебница.

— С чего это ты взял? — вскидываюсь я. — Репутация — вот лучшая реклама.

— И