Петр Столыпин. Последний русский дворянин - Сергей Валерьевич Кисин

формы контрактов на аренду хуторов. Начался эксперимент в Таврии, столыпинском имении близ Мелитополя, где были построены 16 хуторов, на 60 десятинах земли каждый (среднестатистический общинник в Центральной России имел меньшее количество земли). Позднее эксперимент был перенесен в имения Саратовской и других губерний, к примеру, в родовое село Столыпино Саратовской губернии, где находился опытный хутор с развитым культурным хозяйством европейского образца двоюродного деда премьера Афанасия Столыпина.

При этом средняя урожайность на частновладельческой земле оказывалась на треть выше, чем на общинной. А в культурных помещичьих хозяйствах – в несколько раз выше, как и в опытных имениях у самого Столыпина. Основной экспортный хлеб шел именно оттуда. Как раз в это время в Европе все более и более сказывалась конкуренция дешевого американского зерна, что привело к падению цен на хлеб и нерентабельности крупных латифундий в России. Тогда и пришло в голову реформатору знаменитое: «Вероятно, крупные земельные собственности несколько сократятся, вокруг нынешних помещичьих усадеб начнут возникать многочисленные средние и мелкие культурные хозяйства, столь необходимые как оплот государственности на местах».

Впрочем, была и иная версия экспортного проигрыша России. Крайне правый будущий министр в столыпинском правительстве Петр Шванебах как-то пророчески заметил: «Не в слабом потреблении пшеницы главное отличие России от Америки, а в том, что Соединенные Штаты умеют руководить своим вывозом, умеют подчинять себе чужие рынки и влиять активно на построение цен, тогда как мы не только пассивно подчиняемся всяким невыгодным для нас течениям, но прямо-таки усугубляем гнет этих течений характером нашего отпуска». Мало что изменилось за прошедшее столетие…

По выражению профессора РГГУ Михаила Давыдова, «различия в программах Витте и Столыпина вполне понятны – Витте думал, что у страны еще есть время, а Столыпин знал, что часы уже пошли». Хотя и сам Витте говорил, что «абстрактное право на свободу без подлинной свободы крестьянства – „румянец на трупе“».

В одной из многочисленных бесед с царем Столыпин уверял: «Если мы хотим видеть Россию великой державой, если мы верим в обособленность исторических путей развития русской нации, то мы должны круто изменить главное в нашей стране… Кто у нас дворянин-помещик? Это брак чиновного аппарата. Это отбросы департамента и помои канцелярий. Бюрократия их отвергла. Им нечего делать в городах. Вот они и живут с земли, которую сосут, угнетая крестьян. Мужика же мы сами связали круговой порукой. Один трудится в поте лица, имея от трудов кукиш. Другой пьянствует и тоже имеет кукиш. Но пьяница и бездельник одинаково пожирают плоды трудов работящего крестьянина… Этих сиамских близнецов надо разделить! Вся наша беда в том, что мужик уже не представляет землю своею. Столетьями над ним довлело общинное землевладение… Я делаю ставку на сильных! Слабый, ленивый и спившийся пусть подохнет – мне плевать на его прозябание. Мне нужен крепкий, деловитый и хитрый мужик-труженик, мужик-накопитель. Это будет русский фермер на единоличном хозяйстве, на закрепленной за ним земле, по примеру Американских Штатов…»

После этого придет ли кому в голову полагать, что премьер делал что-то для своего кармана, или для власти, или для корысти? Может, все же иные мотивы руководили человеком, которому легче всего было просто палец о палец не бить, наслаждаясь покоем в одном из своих многочисленных имений? Надо полагать, теряющему реальные доходы саратовскому помещику действительно куда важнее была Великая Россия, а не показная буря в стакане воды за наличный расчет, как многим предшественникам до него.

В июне 1906 года даже будущий лидер умеренно правых (Всероссийский национальный союз) Петр Балашов в записке царю писал: «Дайте, государь, крестьянам их земли в полную собственность, наделите их новой землей из государственных имуществ и из частных владений на основании полюбовной частной сделки, усильте переселение, удешевите кредит, а главное – повелите приступить немедленно к разверстанию земли между новыми полными ее собственниками, и тогда дело настолько займет крестьян и удовлетворит главную их потребность и желание, что они сами откажутся от общения с революционной партией».

При Столыпине разработка земельной реформы сосредоточивается в междуведомственной комиссии при Министерстве внутренних дел под председательством Владимира Гурко. В окончательном оформлении собственного плана премьеру помог богатый опыт чиновника особых поручений при главноуправляющем землеустройством и земледелием профессора Андрея Кофода (он же натурализованный датчанин Карл Андреас Кофод), который много лет занимался вопросами «разверстаний» (выделения из общины) по европейскому опыту. Тот сразу определил сторонников (например, Земский отдел Министерства внутренних дел) и противников разверстаний (богатые крестьяне, мелкое крестьянство, православные священники, полиция, деревенские женщины) и на основе этих исследований разработал тактику борьбы с сопротивлением – это были экскурсии крестьян за государственный счет в места удачных разверстаний без участия чиновников (что особенно было важно), пользовавшиеся большой популярностью. После этого вышла его брошюра «Хуторское расселение», написанная простым доходчивым языком, на базе которой правительство пыталось донести свои идеи до широких масс.

Кстати, именно Кофоду принадлежит известная фраза: «И вот пришел Столыпин. Великан среди лилипутов».

27 августа 1906 года «великан» провел по 87-й статье указ о передаче Крестьянскому банку части государственных и удельных земель для продажи крестьянам (уделу принадлежало всего 7 млн десятин). После чего 5 октября последовал судьбоносный указ «Об отмене некоторых ограничений в правах сельских обывателей и лиц бывших податных сословий». Теперь крестьяне получали свободу передвижения, право на получение паспорта, поступление в учебные заведения и на государственную службу, зажиточные крестьяне с большим количеством земли отныне могли участвовать в земских выборах.

И наконец, 9 ноября последовал знаменитый указ, разрешавший крестьянам выход из общины («каждый домохозяин, владеющий надельною землею на общинном праве, может во всякое время требовать укрепления за собою в личную собственность причитающейся ему части из означенной земли»), который, собственно, и начал столыпинскую аграрную реформу.

На первом этапе необходимо было «вбить клин» в общину, на втором – разверстать весь деревенский надел по хуторам и отрубам. Именно это, как ожидалось, и должно породить в России целый класс фермеров, которые вокруг себя сосредоточат в качестве батраков своих менее удачливых бывших односельчан. Надо иметь в виду, что дело было осенью 1906 года, в разгар революции. А ушедший на собственный надел крестьянин уже не пойдет с вилами на помещичью усадьбу, а, наоборот, с топором будет защищать свою личную землицу. Стало быть, параллельно с забитым клином в общину загонялся и осиновый кол в революцию: «При этих условиях правительство надеется обеспечить спокойствие страны, что даст возможность все силы законодательных собраний и правительства обратить к внутреннему ее устроению, – говорил Столыпин в Думе. – Устроение это требует крупных преобразований, но все