Все, что мы оставили позади - Кэрри Лонсдейл

Кушетка рядом со мной прогнулась.

– Вряд ли ты его сломал.

Мозг, наконец, пришел в себя и связал голос рядом со мной с Томасом.

– Да пош-шел ты! – Ладонь приглушила слова.

– Я не собирался так надолго задерживаться. Я уже уходил, когда ты вошел внутрь.

– Что случилось? – Боль разрывала голову, и я крепко зажмурился. Я все еще видел слепящий свет, когда закрывал глаза. Его форма и интенсивность отпечатались на моей роговице.

– Ты включил фонарь, споткнулся о веревку и упал на пол. Ты свалился тяжелее, чем стальная балка, которую уронил подъемный кран. Напугал меня до смерти. – Томас неискренне хохотнул.

Я поднял голову и огляделся:

– А где все?

Он странно посмотрел на меня:

– Кто?

– Другие люди, которые здесь были.

Он медленно покачал головой.

– Здесь никого нет, кроме нас.

– Я слышал голоса…

Губы Томаса изогнулись, и я закрыл рот. Я точно знал, как я выгляжу. Как сумасшедший.

– Как самочувствие?

Он еще спрашивает, этот брат-змей, сидевший рядом со мной. Я не поверил ни единому его слову, но я был не в состоянии спорить.

Он хлопнул меня по плечу:

– Давай отвезу тебя в гостиницу.

Я медленно встал и тут же потерял равновесие. Томас схватил меня выше локтя, но я стряхнул его руку.

– Не прикасайся ко мне. – Я сделал первый шаг по направлению к двери. – Просто… оставь меня… в покое… черт подери.

Томас поднял обе руки:

– Разумеется, брат.

* * *

Томас высадил меня возле отеля, не повторив свое приглашение посетить дом, в котором мы выросли, или проверить наследство, которое нам оставили родители. Но ему хотелось поговорить, и он предложил угостить меня коктейлем в баре.

А мне хотелось выпить три таблетки аспирина, принять душ и позвонить Нат.

Я больше не спрашивал Томаса о тех людях, которые были – в этом я мог поклясться – вместе с нами на складе. И чем дальше мы отъезжали, тем больше меня занимало то, что произошло. Окутанный густым туманом мигрени, инцидент все больше тускнел.

Томас остановился перед входом в гостиницу, и я выбрался из машины. Он открыл багажник, и служащий вытащил мой багаж.

– Карлос! – Томас перегнулся через переднее сиденье и протянул мне свою визитную карточку. – Позвони, если я тебе понадоблюсь или у тебя появятся вопросы, – сказал он так, словно только что продал мне полис страхования жизни.

Возможно, так оно и было. Что-то произошло на складе, и я пережил это без потерь. Я остался Карлосом.

Лицо Томаса стало серьезным:

– Я скучал по тебе.

– Ага, конечно, – пробормотал я и захлопнул дверцу. Томас отъехал, а я выбросил его визитку в урну.

В номере я сунул багаж и ручную кладь в узкий шкаф размером с пенал, проглотил без воды три таблетки аспирина и принял душ. Обжигающая вода намочила мне волосы, забарабанила по плечам. Я смотрел, как она стекает по мышцам живота, собираясь в ручейки в промежности и на бедрах. Вода кружилась в сливном отверстии, унося в канализацию дневной груз пыли после путешествия. Вена в голове пульсировала, и я заскрипел зубами. Что, черт подери, случилось сегодня?

Каждый раз, когда я думал о складе и пытался вспомнить голоса, шептавшиеся вокруг меня, слова не поддавались расшифровке, а малый в моем черепе снова начинал стучать молотком. Я прижал кончики пальцев к уголкам глаз, мучимый желанием вырвать их из глазниц, чтобы снизить давление.

Я выключил воду, вытер полотенцем уставшее тело. Душ и аспирин не помогли. Я чувствовал себя дерьмово.

Обернув полотенце вокруг талии, я уселся на край кровати и позвонил Нат. Звонок сразу переключился на голосовую почту. Я сбросил звонок и через несколько секунд позвонил еще раз. На этот раз я оставил сообщение: «Безумный день. Я в порядке. Расскажу обо всем позже, сейчас очень хочу спать. Люблю тебя».

Я завершил звонок, послал короткое сообщение с номером моей комнаты, раз уж я обещал, и бросил телефон на тумбочку у кровати. Он перелетел через нее и упал на пол, но мне было наплевать. Я слишком устал.

Со стоном я откинулся на подушки. Веки опустились, и я проспал всю ночь и большую часть следующего дня.

Настоящее время

27 июня

Ханалеи, Кауаи, Гавайи

Вечером они пожарили на гриле курицу, которую Наталия купила на местном базаре. Солнце садилось в ярких оттенках лаванды и золота. Потрясающий вид. Джеймс написал бы его, если бы у него было хоть малейшее желание это сделать. Желания не было.

Наталия смотрела, как солнце опускается за горизонт, и Джеймс почувствовал разочарование в себе. Она хотела, чтобы он написал этот закат.

Он бросал на нее взгляды со своего места за столом на веранде, вертя вилку так, как делал это с кистями. Разговор между ними буксовал, и временами Джеймс не сомневался, что Наталия болтает с племянниками, только чтобы не обращаться к нему.

– Сегодня был замечательный день, тетя Нат. – Джулиан зевнул, Марк тоже. Он потер глаза. – Можно нам завтра посмотреть на волны? – спросил Джулиан.

– Я хочу построить еще замки из песка. – Марк снова зевнул.

Джеймс прикрыл собственный зевок. Они привыкли к другому часовому поясу. В Пуэрто-Эскондидо была уже поздняя ночь. Он встал и собрал тарелки. Наталия потянулась к ним.

– Я этим займусь, – сказал Джеймс. – Почему бы тебе не помочь им приготовиться ко сну? – Он вспомнил ритуал чтения на ночь, в котором Наталия с радостью принимала участие во время ее приездов в Мексику. Джеймс унес посуду в дом.

Убирать было особенно нечего. Если не считать салата, который помогли нарезать мальчики, еду готовили на гриле. Джеймс быстро закончил с посудой. Наталия все еще была с его сыновьями, поэтому он вернулся на веранду, чтобы побыть немного в одиночестве, но не остановился там, а спустился по лестнице, прошел через двор и вышел в парк. Он сел там, где длинные лезвия травы встречались с холодным песком, и сидел, слушая океан. Джеймс подстроил ритм дыхания под ритм волн и стал думать о тех годах, которые он потерял, о своем внезапном отцовстве, о том, что он не будет чувствовать себя спокойно, пока не уладит дела со своими братьями, после чего Фил может снова оказаться за решеткой. У Джеймса был шрам на щеке, рубец на бедре, но памяти у него не было. Пока. Ему нужны были доказательства того, что Фил пытался его убить, а не просто убежденность в этом Томаса.

Мать едва ли будет рада очередному семейному скандалу. Судя по всему, после его смерти у нее был нервный срыв. Если ее старший сын отправится обратно в тюрьму, то, возможно, она снова окажется в том «убежище», куда Томас перевез ее в то лето, когда Джеймс «пропал в море». Но в эту минуту ему было на это наплевать. Безопасность его сыновей превыше всего, и он не думал, что Фил причинит им вред, только бы добраться до брата. Потому что Фил потерял столько же, сколько и Джеймс. Место в семье, право на «Донато Энтерпрайзес» и пять лет свободы.