Моя шокирующая жизнь - Эльза Скиапарелли

Мы вместе пересекли французскую границу, нас приняли начальник вокзала и персонал таможни с крайней предупредительностью и глубокой признательностью. Они совсем не привыкли, что кто-то возвращается по доброй воле без официальной миссии вместо того, чтобы спокойно и комфортабельно жить в Соединенных Штатах. Купе были заняты не полностью, и сельская местность представала перед нами в такой великолепной красоте, что мы мало разговаривали. Ночь нам предстояло провести в Тулоне, но все отели были закрыты. Один мужчина на вокзале перенес наш багаж на тачку, и мы отправились пешком через весь город по темным улицам. Трюэль хромал, и только звук его палки, ударяющей по мостовой, раздавался эхом да слышался скрип тачки. Наш проводник привел нас в сомнительного вида дом, по-видимому, единственное место, где мы могли найти приют. В единственной свободной комнате мы провели всю ночь так: посол сидел на биде в ванной комнате, а я – на кровати, покрытой отвратительным синим тюлевым покрывалом. Несколько раз раздавались удары в деревянные ставни и мужские голоса: кто-то кричал, требовал, чтобы впустили.

В тот день, когда я приехала в Виши, встретила своих дорогих друзей Макартуров. Глава семьи, атташе посольства США, с женой и внучкой жили в маленькой, скверной комнате. Жизнь дипломатов в Виши, далеко не приятная, требовала большого такта. Даг и Уэйви замечательно приспособились ко всем неудобствам, материальным и моральным. Всегда веселые, они стали главными вдохновителями маленькой американской колонии. Они любезно принимали гостей в своей малюсенькой спальне, делясь всем, что у них есть, и почти каждый вечер там оказывались разные люди, рассаживались на кровати или на полу и обсуждали все что угодно, но очень редко политику. Макартуры взяли меня под свою защиту, не знаю, что было бы со мной, если бы не они. Полностью одобряя мое возвращение в Париж, они догадывались, что меня на это толкнуло беспокойство о своих сотрудниках.

В течение целого месяца я испробовала все способы, использовала все трюки и связи, чтобы получить разрешение переехать в другую зону. Как только это удалось, я, несмотря на ранний час и сильный мороз, вскочила в поезд. Я уехала так поспешно, что забыла свою шляпу, но это была не простая шляпа, в ее меховую оторочку я зашила несколько тысяч долларов, которые американцы просили передать старым друзьям, жившим в нужде в Париже. При переезде в другую зону остановку «Мулен» выкрикнули по-немецки, это так укололо в сердце, что в какой-то миг я подумала, что сошла с ума. Вошла в купе женщина, похожая на каменное изваяние, открыла мою сумку, забрала все деньги, кроме двух тысяч франков, и без всяких объяснений сказала мне: «Если осмелитесь кому-нибудь жаловаться, я прослежу, чтобы у вас были крупные неприятности». Она опустошила баночку моего крема для лица, измяла образок Жанны д’Арк, чей-то подарок в Голливуде, я носила его с собой как амулет, и удалилась.

На улице Берри все оказалось в порядке: слуги и Дом мод взяты под дипломатическую защиту нейтральной страны. На Вандомской площади после сильного удивления, вызванного моим возвращением, мне оказали горячий прием, но всех настолько поразил мой добровольный приезд, что я поняла – рисковала не напрасно. Работа шла до смешного плохо. Столько раз в Америке я слышала от людей, и не всегда от американцев, вопрос такого рода: «И как французы могут работать на немцев?!» Но большинство французов не работали на немцев, если даже и попадались такие, то не везде, точно так же, как не везде встречаются воры и проститутки. Французы работали, чтобы выжить самим, дать выжить своей семье и родине, – т. е. следовали, таким образом, самому древнему инстинкту. Ну, а если бы они этого не делали, немцы превратили бы Францию в огромное кладбище. Это лучше? Или вы оставляете открытыми двери ваших предприятий, или выбрасываете ваших людей на улицу. Что касается дверей вашего дома, это совсем другое дело. Как-то немец спросил у одной моей продавщицы: «Какие были бы шляпы, если бы нас не было здесь?» Она ответила: «Очень красивыми».

Конечно, некоторые торговцы, владельцы молочных лавок обогащались, продавая по астрономическим ценам необходимые продукты, и люди платили из опасения, что на следующий день нечего будет есть. Существовало несколько категорий этих спекулянтов, и это сильно изменило состав нашей клиентуры и оказало влияние на моду.

Выступающие широкие подкладные плечи, тонкие талии, короткие платья, подолы которых приподнимались, как воздушный змей во время езды на велосипеде, или обнажали очень практичные брюки, или ничего не оставляли для воображения. Короткие куртки, лишенные изящества, их называли «канадками». Сложные прически: волосы приподняты в середине головы надо лбом и распущены на затылке. Туфли-сабо превращали самую красивую женскую ногу в бесформенную, искривленную ступню. Уродливые и мало кому идущие прически. Все это доказывало, что попранный Париж не растерял чувства юмора и решил, чтобы сохранить свое истинное лицо, разработать внешний вид, граничащий со смешным.

Я все еще была озабочена потерей шляпы, как вдруг появляется одна подруга, и на ней – моя шляпа. Она захватила ее из Виши в надежде, что ей ее оставлю. Я сорвала шляпу с ее головы, побежала в свою комнату, вытащила нетронутые деньги из меховой оторочки и с радостью возвратила ей шляпу. Друзья моих друзей не умрут с голоду!

Ботинки из леопарда от Скиапарелли, зима 1939–1940

Бразильский атташе в Париже, которого представлял г-н де Соза Данташ, в то время дуайен дипломатического корпуса, имел привилегию распределять среди своих коллег продовольствие. Как мой друг, он оказывал большую помощь мне и моему персоналу. Впрочем, многие помогали друг другу, и это была последняя привлекательная черта, существовавшая в этой удушающей атмосфере.

Одна богатая американка доверила мне ключ от своего сейфа в парижском банке и предупредила об этом директора.

Однажды рано утром он позвонил мне и попросил как можно быстрее приехать, имея при себе этот ключ. Когда я приехала, подвал уже кишел немецкими офицерами, которые открывали все сейфы с помощью специального инструмента, тщательно изучали содержимое и составляли опись. Когда я подошла к сейфу, директор объяснил им, что только я имею право его открыть. Они не протестовали, а я не знала, что там хранится. Тиары, броши, браслеты и другие ювелирные изделия с очень дорогими бриллиантами немцы вынули и разложили на столе.

Они осмотрели сокровища, потом меня и позволили убрать все обратно. Я не произнесла при этом ни слова, но после директор посоветовал мне перенести содержимое сейфа в другое место. Когда я обратилась в посольство США, там мне сказали, что сокровища нельзя вывезти из страны. Тогда с помощью своей секретарши я наполнила старую черную сумку этим сверкающим богатством, и мы отнесли их пешком к Картье.

В этот период ценой большого риска Картье и магазин украшений Жансен спасли много произведений искусства, драгоценностей, дорогих предметов, принадлежавших многим людям. Потом они все вернули владельцам сокровищ, не потребовав ни одного су за оказанную ими услугу.