Провинциальная история - Карина Демина

— Бельстан впервые предположил, что в теле человеческом не способны ужиться две силы, одна непременно подчинит другую, или же в процессе погаснут обе, причинив тем ущерб младенцу. Он занимался исследованиями энергетической структуры. Неужели тебе не попадался труд его, «О разных энергиях»?

— Нет, — покачал головой Ежи. — Даже упоминания…

— Вот ведь… что ж. Его труд стал основой нового направления. И да, практически все предположения Бельстана были позже подтверждены. Исконная энергетическая структура всегда стабильна… разверни, будь добр, рисунок девочки.

Ежи молча подчинился, правда, иллюзии у него всегда получались какими-то нестабильными, но нынешняя вышла неплохой, подробной и даже довольно плотной.

— Хоть что-то ты да умеешь… смотри, вот это внешняя часть, — призрачный палец коснулся края иллюзии, и та истаяла. — Кажется, я поспешил с умениями.

— Вы нестабильны.

— Я дух воплощенный, мне положено. А тебе положено думать, — палец уперся в лоб Ежи, и тот готов был поклясться, что ощущает это прикосновение. — Почему не добавил дополнительный контур, снимающий помехи.

— А… такой есть?

Ответом был лишь тяжкий вздох.

— Внешняя часть тонкого тела несет в себе отпечаток личности человека и всегда индивидуальна. Собственно, на нее и ориентируются стандартные поисковые заклятья, а потому, чтобы укрыться от них, достаточно добавить пару дополнительных связок.

Теперь Евдоким Афанасьевич иллюзии не касался, но та, чувствуя близость духа, подрагивала и норовила расползтись ошметками силы.

— А вот сердце. Да не буквально! Смотри, здесь линии более четкие, устоявшиеся. Две дюжины узлов. Первичные — это именно наследие главного рода… их всего три, и, если присмотреться, что видишь?

Клубки энергии.

Но что-то подсказывало Ежи, что ждут от него совсем иного ответа.

— Руны, — он моргнул, вдруг явственно увидев именно их. — Урс. Агма. И Тан.

— Именно. И чьи это руны?

— Я…

— Бестолочь.

— Извините.

— У нее множество имен, но простые люди именуют ее Хозяйкою Родников. Она дарует своим детям силу и право повелевать водами земными, отворять и затворять родники, поворачивать реки, пробуждать их или, напротив, погружать в тягостный сон. Поговаривали, что те, кто сполна принял ее благословение, могли сотворять воду живую. Или мертвую. Но даже я не знаю, правда ли это.

Ежи молчал.

Что он мог сказать?

Что немногие помнят о Старых богах? И вряд ли кому придет в голову гулять босиком по росе или оставлять краюху хлеба у дороги. Что давно уже не водят тот, заповедный девичий хоровод, глядеть на который мужчинам никак не можно, ибо утратит он силу?

Что…

Проще в храм пойти, поклониться монетой, положить специльно выпеченную тут же, при храме, лепешку в короб то ли для богов, то ли для жрецов, обменять еще одну монетку на сплетенную из длинного льна фигурку-молельницу, чтоб спрятать ее в доме да и забыть о том.

Прабабка когда-то ругалась что на батюшку, что на матушку, позабывших, как оно правильно надо. А отец отвечал, что это все сказки да глупости.

Выходит…

— Следующая пятерка — это малый род, ибо и у Хозяйки сила проявляется по-разному. Если подумать, то и кровь в чем-то вода, но здесь… да, читай.

— Тан. И Рода. Топор. Ушба. Снова Тан.

— Дважды подтвержденная. О чем это говорит?

— Боюсь…

Евдоким Афанасьевич даже ругать не стал, лишь покачал головою.

— Им дарована власть над малыми водами, скорее всего, родники и колодцы. И вот этот круг никогда не изменяется, но наследуется… при правильном выборе жены. А вот последний — способен меняться, но мало, медленно. Это уже путь отдельного рода. Если случалось появиться в нем сильному одаренному, то силой своей он способен был внешний узел сделать внутренним, добавить к узору. И чем сложнее становился узор, тем богаче наследие… узнаю Козелковичей. Род хороший, но не сказать, чтобы сильный. Действительно серьезных магов было в нем… а вот столько, сколько и узлов. Знающий человек по ним многое сказать способен был, да и в целом в мое время принято было приглашать специалистов-энергетов к детям, чтобы адекватно оценить потенциал и понять, чему именно стоит учить.

Ежи подавил вздох.

— У нас специализация с третьего курса идет, — сказал он зачем-то. Сомнительно, чтобы человек, чья жизнь закончилась несколько сотен лет тому, понимал, как устроено образование.

— И сколько тебе к тому времени исполнилось?

— Двадцать.

— Отвратительно, — Евдоким Афанасьевич заложил руки за спину. — Основные узлы стабилизируются к годам пятнадцати-шестнадцати, а у некоторых и того раньше. И без должного развития, соответственно, они застывают недоформированными, что значительно ограничивает способности… впрочем, полагаю, на то и расчет. Ладно, это, в конце концов, значения не имеет…

Он махнул рукой, и шкатулка звякнула. Нет, скорее всего, эти два события не были связаны между собою, но… дух махнул рукой, шкатулка звякнула, а до крайности занимательная беседа завершилась. Что-то подсказывало Ежи, что делиться вековой мудростью дух передумал.

Настаивать?

Не в этот раз. Да и… отписать отцу Лилечки и вправду стоит. Хотя…

— А что писать-то? — Ежи поскреб зудящую — никак комары добрались — шею. — Помимо того, что живы и здоровы. И…

— Утром ведьма вас выведет. Пусть на развилке встречают.

…людей к правильному порядку следует приучать постепенно, проявляя должную настойчивость и не забывая поощрять их ласкою. При толике терпения даже самый несообразительный представитель рода людского постепенно научится наполнять миски кормом и чистить отхожее место, после чего сумеет освоить и иные, куда более сложные, навыки.

«Семь крыш и одна синица, или же Мысли о сути жизни и рыбных потрохах». Рассуждения премудрого кота Мура, так и не оформленные им в книгу в силу врожденной лени и общей ненадобности.

Эльжбета Витольдовна ведьмою была не только по дару, но и по состоянию души, что весьма охотно признавали многие ее знакомые. Большею частью, конечно, не в глаза, ибо говорить подобное прямо дозволено было лишь Марьяне Францевне, старой подруге и, что характерно, еще одной ведьме немалой силы.

— Ах, дорогая, как-то ты нынче сделалась бледна, — Марьяна Францевна обладала той старомодной пышностью и любовью к пирожным, которую позволяла себе не скрывать и в нынешний век модной худобы.

Она вообще позволяла себе непростительно много.