Карельский блицкриг - Владимир Панин

– Подайте господину главнокомандующему кофе с коньяком! – властно приказал генерал Эстерман адъютанту, услужливо распахнувшему дверь его кабинета перед Маннергеймом.

Командующий Армией перешейка предполагал, что главнокомандующий в скором времени обязательно нанесет ему визит, но то, что это случится так быстро, генерал не ожидал.

Внезапный приезд вышестоящего начальства всегда вызывает неприятное напряжение и массу вопросов у любого командира, независимо от того, какой чин и должность он занимает. Майор, полковник, генерал и даже маршал каждый имеют свои адреналиновые дожди, с некоторым отличием по силе и продолжительности.

– Прошу вас, господин маршал, присаживайтесь, – расплылся в сдержанно-корректной улыбке генерал, пытаясь понять по поведению гостя, с какими намерениями он приехал в его ставку.

Финские генералы хорошо изучили манеру поведения Маннергейма. Если он отказывался от чашки кофе и шел к письменному столу хозяина кабинета, значит, за этим последует разнос. Если же маршал соглашался принять угощение и садился к кофейному столику у камина, то предстоит относительно мирная беседа, в которой, впрочем, нужно было держать ухо востро. Карл Маннергейм предпочитал держать своих подчиненных в жизненном тонусе.

Судя по той неторопливой походке, с которой главнокомандующий вошел в кабинет Эстермана, генерала ожидала беседа у жарко натопленного камина, но Маннергейм преподнес собеседнику сюрприз.

Он милостиво взял из рук адъютанта чашку с кофе, но не сел за стол, а подошел к висевшей на стене карте перешейка. Сделав небольшой глоток, маршал вонзил свой орлиный взор в линию обороны войск Эстермана, что растянулась от Ладожского озера до Финского залива. При этом он сосредоточенно молчал, и генералу было непонятно, оценивает ли Маннергейм вкус поданного ему напитка или готовится обрушить на голову командующего гром и молнии, благо было за что. Несмотря на то, что оборонительная линия ни в одном месте не была прорвана противником, в некоторых местах русские были в шаге от прорыва. И помешало им это сделать не столько храброе сопротивление финнов, сколько отсутствие у Красной армии опыта по прорыву оборонительных укреплений в зимнее время года.

Сделав второй глоток, маршал одобрительно крякнул и, подойдя к письменному столу, заговорил:

– Значит, вы считаете, что русские прочно увязли в нашем предполье и в ближайшее время не смогут проводить активные действия на вашем участке фронта?

– Да, экселенц, – подтвердил Эстерман, – те данные разведки, которыми мы располагаем, а также данные наблюдения за противником однозначно говорят в пользу этого.

– У вас крайне скудные разведывательные данные по противнику, генерал. В основном это сведения, полученные от перебежавших линию фронта жителей перешейка, а также данные радиоперехвата. Воздушная разведка поставлена из рук вон плохо, а разведки в тылу врага просто нет. Вам ничего точно не известно о действиях командарма Мерецкова, кроме того, что он проводит перегруппировку своих войск. Я прекрасно понимаю все имеющиеся у вас сложности, но вынужден напомнить вам, что сейчас идет война, а не маневры, и противник не простит нам совершенных ошибок, – недовольно произнес Маннергейм, поставив на письменный стол недопитый кофе, и выжидательно посмотрел на Эстермана.

– Все те недостатки, что вы перечислили, экселенц, я прошу вас отнести к трудностям начального периода боевых действий. Мы воюем с русскими меньше двух недель, и только благодаря самоотверженной работе офицеров моего штаба, нам удалось нивелировать фактор их внезапного нападения. Я полностью согласен с вами, что разведка играет важную роль в борьбе с врагом, и мы уже предприняли ряд мер для исправления указанных вами ошибок. Так, в штаб авиации уже направлено требование о проведении регулярной воздушной разведки на перешейке. Также опыт прошедших боев показал отсутствие у противника непрерывной линии обороны, что позволит нам забросить в его тыл группы лыжной разведки. Мною уже отдан приказ о создании таких групп для проведения диверсий на дорогах и сбора разведывательной информации, – проворно отчеканил генерал.

Опытный Эстерман как никто другой знал, как ласкают слух высокого начальства уверения о скорейшем исправлении всех выявленных им недочетов и сделанных замечаний. Если, конечно, это только досадные ошибки, а не коварное предательство или сознательное потворство противнику.

Маннергейм не был исключением из общего правила, и сказанные Эстерманом слова произвели на него нужное впечатление.

– Я рад слышать, что вы уже начали работу над ошибками. Как можно быстрее наладьте работу разведки своей армии, генерал. Ведь от успеха ее работы будет зависеть и успех наступления, которое вам надлежит провести в самое ближайшее время.

Маршал произнес эти слова спокойным будничным тоном, и от этого эффект был потрясающим.

– Наступление?! Где? Когда? Зачем? – забросал вопросами Маннергейма Эстерман, лицо которого сначала побелело, а затем густо покраснело к тихой радости собеседника.

– А что это вас так удивило? Согласно вашему донесению, русские понесли серьезные потери, как в живой силе, так и в танках, и в ближайшее время не смогут наступать. Исходя из приведенных вами цифр, потери противника таковы, что его роты превратились во взводы, а батальоны в роты. Лучшего момента для ответного наступления просто трудно себе представить, согласитесь, – с едва заметной усмешкой сказал Маннергейм, глядя, как губы командующего Армии перешейка обиженно сжались, а сам он вытянулся перед ним во фрунт.

– Где наступать, вы сами определите. Здесь вам, как говорится, карты в руки, и в этом деле я не намерен навязывать вам свою волю или давать какие-либо рекомендации. Что касается сроков наступления, то оно должно начаться через три, максимум четыре дня.

– Но к чему такая спешка, господин главнокомандующий? Не лучше ли подождать, пока сюда не прибудет ранее обещанная нам крупнокалиберная артиллерия. С ней мы сможем нанести русским куда больший ущерб и оттеснить их от предполья, – стал убеждать маршала генерал, но тот был непреклонен.

– Мы не можем ждать, Эстерман, но удар вам придется наносить именно в указанные мною сроки и ни днем позже. В отношении крупнокалиберной артиллерии вы абсолютно правы, но нельзя забывать, что каждый день нашего бездействия только будет укреплять силы врага. Не нужно быть гениальным стратегом, чтобы предугадать следующий ход Сталина, который уже наверняка отдал приказ Ворошилову подтянуть свежие силы на перешеек и как можно быстрее бросить их на штурм наших укреплений. Все диктаторы мыслят одними категориями. Я не прав? – Маннергейм задал риторический вопрос и, не дожидаясь ответа Эстермана, продолжил: – Свежее пополнение вы уже получили, и вам ничто не мешает нанести обескровленной армии Мерецкова такой удар, что заставит его надолго отказаться от мысли о новом штурме. Кроме солдат вы можете привлечь к наступлению местное ополчение, которое согласно вашим донесениям с нетерпением ждет возможности поквитаться с русскими.