Дунайские волны - Александр Харников

– Джон, ну сделай что-нибудь! – заорала жена.

Я очнулся от своих мыслей, мгновенно (как во время войны) натянул брюки и куртку, сунул босые ноги в туфли, схватил сумку с деньгами и документами – на все про все ушло меньше минуты – взял Мередит под руку. Мы скатились вниз по лестнице и выбежали из здания. То, что мы увидели, напоминало картину «Последний день Помпеи», увиденную нами несколько дней назад в Академии художеств в Санкт-Петербурге. Те же полуодетые люди, мечущиеся туда-сюда по улицам с выражением ужаса на лицах, та же тьма, чуть подсвеченная огнем многочисленных пожаров. Только вот смерть городу несла не лава вулкана Везувий, а вспышки орудийных выстрелов из гавани, там, где встала на якорь прибывшая вчера англо-французская эскадра…

Пять дней назад мы покинули Санкт-Петербург на пароходе. Погода была скверная, моросил дождь, было промозгло, так что почти все время мы провели в каюте, тем более что время от времени довольно сильно качало и у Мередит начинались приступы морской болезни. В таких случаях мне не всегда удавалось вытащить супругу на обед либо ужин. Но когда качка утихала, она опять начинала улыбаться и вспоминать, какого хорошего жениха нашла наша Мейбел. Мне он сначала не совсем понравился, тем более что он янки. Но узнав, что он герой, удостоенный высшей боевой награды России, и увидев, с какой нежностью он относится к нашей дочери, я тоже немного оттаял. Да и кольцо, купленное им для нее, было поистине королевским (или царским?) подарком.

А когда я его прямо спросил про его подвиги, он лишь смущенно улыбнулся и ответил:

– Глупое дело нехитрое, мистер Катберт. Не было там никакого героизма. Просто мне чуть-чуть повезло, оба раза.

Но его коллеги мне рассказали другое. Чего стоит атака на неприятельскую пушку с винтовкой вместо биты… А отстрел французских офицеров с расстояния в пятьсот-шестьсот футов? Уму непостижимо, как на таком расстоянии девять из десяти выпущенных пуль нашли свою цель, а десятая стреножила французского командира… На прямо заданный ему вопрос он ответил:

– Я вспомнил, что нам нужен был «язык», желательно офицер. А про меткость – то не моя заслуга. Оружие у нас такое… Да и повезло мне, что они меня не разглядели.

Причем это не было позой, говорил он абсолютно искренне. Да, этот Ник стал мне положительно нравиться. Конечно, любому отцу бывает обидно, что его доченька выбрала себе другого мужчину. Помню, как я боялся своего тестя. Теперь, конечно, наши отношения выправились, и именно его мы попросили присмотреть за нашим поместьем, пока мы путешествуем. Надеюсь, что и с Ником у нас будет полное взаимопонимание. Хотя, конечно, обидно, что Мейбел будет жить здесь, на другом конце света, вдалеке от родного дома. Но такова судьба всех дочерей – покидать дом родителей и отправляться за своим мужем хоть за тридевять земель…

В Копенгаген мы прибыли вчера рано утром. Когда мы входили в гавань, тучи вдруг расступились, и засветило розовое рассветное солнце. Город был, конечно, не похож на Петербург, но все равно намного приятнее английских портовых городов, да и, что уж греха таить, наших тоже, разве что, может быть, Чарльстона с Саванной. Мы купили билеты на пароход в Саутгемптон, после чего отправились в ту же самую гостиницу, где мы ночевали по дороге сюда. Хозяин, Магнус Буххольц, встретил нас с широкой улыбкой.

– Мистер Катберт, миссис Катберт, как я рад снова вас видеть!

А через пару часов в гавань вошло множество кораблей под английскими и французскими флагами. Я еще подумал, что их уже разок побили русские, а им все равно мало, вернулись за добавкой. При выходе из Петербурга мне посчастливилось увидеть вдалеке один из новых русских военных кораблей; таких я еще не лицезрел ни разу. Ни парусов, ни труб, ни рядов пушек по бокам; вместо них – башня, из которой торчало единственное орудие с длинным стволом. Мачты имелись, но без рей и парусов, но на них были лишь какие-то решетки и другие непонятные приспособления. Да, забыл сказать главное – мне показалось, что он сделан полностью из металла. По рассказам одного из офицеров нашего парохода, этот корабль может развивать скорость до двадцати с лишним узлов, и, по слухам, именно он сумел уничтожить большую часть англо-французского флота. Причем с дистанции, не дававшей англичанам с французами никаких шансов.

Неожиданно для всех, флот, вместо того чтобы продолжить путь, встал на якорь недалеко от центра города. После обеда не на шутку встревоженный герр Буххольц отозвал меня в сторонку и сказал:

– Мне только что доставили сегодняшний номер «Berlingske aftenavis». Это наша лучшая вечерняя газета, но сегодня она вышла раньше, чем обычно, из-за экстренного сообщения. Англичане с французами предъявили нашему королю ультиматум. Завтра днем мы узнаем, каков будет ответ его величества. – И, чуть помедлив, осторожно добавил: – Будем готовиться к худшему. Я еще помню бомбардировку Копенгагена в 1807 году. Мне тогда было восемь лет. При бомбардировке у меня погибли мама с папой, и мне пришлось переселиться к бабушке с дедушкой. Если опять начнется то же самое, бегите в подвал. Вход в него за углом, и там можно пересидеть любой обстрел.

– А что с нашим завтрашним пароходом?

– Все рейсы пароходов во всех направлениях отменяются до особого распоряжения и возобновятся не ранее послезавтрашнего утра. Сообщение об отмене распоряжения будет опубликовано либо в этой газете, либо в ее утреннем издании «Berlingske tidende». Не беспокойтесь, я сразу дам вам знать, как только мне что-либо станет известно.

Мы с Мередит переглянулись. Еще в первый свой приезд мы ходили гулять по городу. Конечно, он был достаточно красив, но если б я не знал, что здесь столица, я б подумал, что нахожусь в глубокой провинции. Делать здесь было практически нечего – редкие магазинчики, немногочисленные пивные, где сидели неразговорчивые датчане, курили неизменные трубки и пили пиво, закусывая его бутербродами с рыбой. Королевские дворцы в Амалиенборге и замок в Розенборге мы в тот раз уже видели – красиво, конечно, но двадцати минут в первый приезд оказалось более чем достаточно для того, чтобы оценить их снаружи, ведь внутрь частных лиц не пускали. Мы спросили у герра Буххольца, что бы он нам еще порекомендовал увидеть. Тот, подумав, сказал:

– Есть музей герра Торвальдсена – это наш знаменитый скульптор.

Мередит очень любит такие музеи. Я предложил ей туда сходить, но она лишь покачала головой:

– Может быть, завтра, если нам придется здесь еще задержаться.

– Хорошо, – кивнул наш хозяин. – Миссис Катберт, наверное, захочет сходить на королевскую фарфоровую мануфактуру. Там есть неплохой магазинчик, который торгует товарами этой мануфактуры. Дамам он очень нравится.

– Вот это то, что надо, – улыбнулась моя ненаглядная, а я заранее загрустил.

– А еще есть «Тиволи и Воксхолл».

– А что это, герр Буххольц? – спросил я.

– Парк развлечений. Там и театр, и карусель, и концертный зал… Такого нигде, кроме Дании, нет.

– А где здесь можно хорошо поужинать? Есть в Копенгагене недорогой, но приличный ресторан, где готовят блюда местной кухни?