Большое сердце - Нина Аркадьевна Попова

подумал Степа. Он хорошо знал, что этот дом, разрушенный снарядом, пуст. В нем никто не живет. Откуда же огонь? Ведь там и дежурных никого нет…

«Надо милиционеру сказать», — решил Степа и позвал ребят.

Володя Еремеев и Костя Красин поднялись наверх и, увидев мерцающий огонек, сразу согласились со Степой:

— Да… Тут что-то неладно… Надо заявить…

Но Миша Корольков, худенький, низкорослый и обычно молчаливый мальчик, вдруг горячо выступил против:

— Конечно, милиционеру заявить легче всего. Сказал — и с плеч долой… А вот если бы самим проследить да поймать того сигнальщика!.. А так что — заявили, а сами в кусты…

Вой сирены не дал ему договорить, но было ясно: Миша Корольков считал их трусами.

— Подумаешь, герой! — обидчиво воскликнул Костя Красин.

А Володя Еремеев обычным для него шутливым тоном заявил, стараясь избежать спора:

— Все нормально! Поручим Мише Королькову проследить за сигнальщиком. Милиционеру тоже сообщить надо.

А Степа смотрел на крышу и словно не слышал, о чем спорили товарищи.

Все сильней и сильней гудели сирены: заводские, корабельные, уличные… Казалось, никаких звуков больше не существовало, кроме гудящих сирен, наполнивших собою эту темную, как деготь, ночь.

— А ну-ка, Миша, пойдем со мной, да быстро, — заторопился Степа. — А вы, товарищи, глядите в оба… Дело такое, сами понимаете. Воздушная тревога, а тут рядом с госпиталем — сигнальщик. Его нужно сейчас же…

Он не договорил. Загрохотала, заухала неподалеку зенитка, за ней вторая, третья…

Степа с Мишей стремглав побежали с лестницы вниз. У ворот их остановил дежурный.

— Куда?

— Мы с крыши… с крыши, — на ходу ответил Миша Корольков, показывая рукой.

— Мы — дежурные… с крыши, — торопливо ответил и Степа.

— Постой, постой! Какая крыша, причем тут крыша? — снова остановил их красноармеец.

— На соседней крыше огонь… — заикаясь и перебивая друг друга, ответили они и выскочили на улицу.

— Ну и ребятки, — пробормотал им вслед красноармеец улыбаясь. — Померещилось — огонь на крыше… В войну играют… А тут не до игры…

Ребята тем временем бежали к перекрестку. На полпути Миша Корольков вдруг заявил:

— Не пойду я к милиционеру, Степа. Иди сам, а я тут подожду.

Степа махнул рукой, мол, «как хочешь, некогда разговаривать с тобой», и побежал дальше.

Когда он вернулся с милиционером, Миши нигде не было видно.

«И куда бы он мог деваться?» — с досадой подумал Степа.

Исчезновение товарища срывало весь его план. Степа предполагал, что вместе с милиционером он поднимется на крышу, а Миша будет дежурить внизу, у чердачной лестницы. А теперь…

— Ну, где ж твой приятель? — спросил милиционер.

Он первым вошел в полуразрушенный дом и очутился у темной лестницы, ведущей на чердак.

— Сбежал, видать, твой приятель, — продолжал милиционер и добавил: — Ну, ты оставайся тут и смотри. Если кто-нибудь появится, проследи, куда он пойдет.

И милиционер бесшумно и вместе с тем быстро стал подниматься по ступенькам.

Степа, недовольный и расстроенный, прижался спиною к стене и стал наблюдать, прислушиваясь к каждому звуку.

Перед ним поднималась темная, узкая чердачная лестница, и никого не было на ней видно.

Вдруг Степа услышал какой-то шорох. Он встрепенулся, прислушался. Ему послышалось, что там, наверху, кто-то затопал, застонал. Степа оглянулся — никого вокруг не видно. Темнота и тишина стояли здесь, рядом, плечом к плечу, притаившись, как два злодея.

Колени Степы задрожали мелко и часто. Мороз прошел по коже. Степа шагнул вперед и немного успокоился. Через несколько секунд, окончательно овладев собой, он уже взбирался по лестнице.

Добравшись до чердака, Степа услышал громкий окрик милиционера:

— Стой!

И в ту же минуту какая-то длинная фигура прыгнула с крыши через слуховое окно на чердак. По крыше тяжело прогремели сапоги, и снова послышалось:

— Стой!

Тогда та же длинная фигура метнулась от окна к лестнице. Степа понял: это сигнальщик. Не раздумывая, Степа бросился ему под ноги, и тот со всего размаха грохнулся наземь, ударившись головой о дверной косяк.

Незнакомец глухо застонал, выругался, заворочался, но подняться на ноги не смог.

Милиционер был уже на чердаке и поясом связывал ему за спиной руки.

— Слушай, паренек, — сказал Степе милиционер, — там, на крыше, посмотри, не твой ли приятель. Опередил он нас с тобой, дружище…

Степа вскочил на крышу.

Возле дымовой трубы лежал навзничь Миша Корольков. В одной руке у него был зажат кирпич, а в другой — обрызганный кровью погасший фонарь, отнятый у сигнальщика…

Увидев товарища, он приподнялся:

— А этот где? Не убежал?

— Нет, не убежал, Мишенька, не убежал.

— Хорошо! — проговорил Миша счастливым голосом и, выпустив из ослабевших рук кирпич и фонарь, обнял Степу за плечи.

М. Гроссман

ТРОЕ СУТОК

Рассказ

В бархатном небе висит неподвижно луна.

Холодные и мертвые лучи мерцают в воздухе.

Земля вспухает от воды. Мутные потоки распирают берега ручьев, покачивают водоросли на болоте, оголяют у сосен могучие узловатые корни.

Неподалеку чернеют горбатые дзоты, тускло блестит колючка на кольях.

Вторые сутки лежат перед пулеметными гнездами разведчики Смолин, Номоконов и Швед. Позади, спрятав за чахлый кустарник головы, таятся Роман Пайчадзе и Анисим Бядуля. Вымокли все до нитки, проголодались, выругались в душе всеми словами, какие известны.

Швед несколько раз подползал к старшине. Мелко стучал зубами и шептал быстро и раздраженно:

— Старшина! Давай греться.

— Нет, сержант.

Прищуренные, красные от напряжения глаза Смолина сведены в одну точку. Это — вражеский дзот, выбранный для нападения. Смолин не уйдет из трясины. Он будет лежать здесь еще сутки или еще десять. Приказ есть приказ, леший возьми и Гитлера и болото!

Первый гвардейский корпус готовится к атаке. Штабу нужно знать, что здесь у врага? Есть ли тяжелые пушки у бригады «Мертвая голова».

Приказано идти в разведку боем.

Тяжела такая разведка и опасна!

Надо безоплошно добраться до противника, свалиться на него, как беркут на волка, и заставить огрызаться. Тогда и засечь по звуку, по вспышкам орудия и пулеметы.

Дзот, выбранный старшиной для нападения, — на левом фланге бригады. Меж дзотом и блиндажами соседней дивизии — болото. Разведчикам выгодно это: сбоку не ударят.

Двадцать шесть часов лежит перед окопами разведка — днем отползает в кусты, ночью снова тянется сюда.

— Чего ты ждешь? — шипит Швед, лежа возле Смолина.

— Экой ты торопыга, — хмурится старшина. — Потерпи.

Арон и сам понимает: гитлеровцы на автоматные очередишки разведчиков не ответят пушками и пулеметами. Не клюнут на такую приманку мертвоголовые. Смолин прав: выжечь надо их из дзота и забраться туда самим. Тогда разговор иной: враги