Двое на краю света - Татьяна Алюшина

– Нет, – вздохнул Краснин и перестал улыбаться, – я искал тебя и подумал, что ты можешь быть здесь.

Он сел рядом со мной на диван, развернулся боком, облокотившись одной рукой на спинку, и провел нежно пальцами по моей щеке.

– Я видел, что ты расстроена, устала и пытаешься спрятаться от людей. – Он снова провел пальцами по моей щеке, только теперь снизу вверх, и, понизив еще на полтона голос, спросил: – Это снова из-за мусора, который ты увидела?

– Да, – охрипнув в мгновение, ответила я и потребовала: – Не делай так! Если у нас нет возможности это продолжить и закончить, не надо меня возбуждать!

– Вообще-то я хотел тебя поддержать и утешить, – усмехнулся он и убрал свою руку, но недалеко, положил мне на плечо, и меня словно током прошибло от его ладони.

– У тебя получилось нечто иное, Краснин, – сипело мое горло, став вдруг сухим от ошпарившего возбуждения.

Черт-те что! Как этот мужик на меня действует! Как девчонка в тяжелый пубертатный период, ей-богу!

А он вдруг резко обнял меня, словно всю в охапку сграбастал, прижал к себе и перед самым поцелуем успел сказать:

– Когда ты говоришь таким голосом, это уже невозможно перенести!

«Я говорю таким голосом?!» – успела еще подумать я перед тем, как раствориться в нашем поцелуе! О боже, боже! Я у тебя, оказывается, сексуальная! Кто бы знал раньше!

– Краснин… – простонала я, когда мы прервали поцелуй. – Ты меня утешил, честно! Теперь это надо как-то остановить, еще немного, и нам станет все до лампочки, и на этот раз нас точно застукают!

– Да, – чуть хрипловато согласился он и, не выпуская меня из объятий, прижал мою голову к своему плечу. – Надо остановиться. – Помолчал и вдруг признался: – Я соскучился по тебе. Сильно. Все время тебя хочу. Когда ты нарвалов снимала и я тебя держал, думал, с ума соскочу, у меня все это время эрекция не проходила.

– Я тоже тебя хочу все время, – вздохнула я в его ключицу и поцеловала коротко в шею. – Надо что-то с этим делать.

– Есть один вариант, но как у разбушевавшихся подростков, – усмехнулся Краснин и отодвинул мою голову, чтобы заглянуть мне в глаза. – У меня есть ключ от свободной каюты, я там иногда ночами работаю, чтобы Трофимова не беспокоить.

– И в чем подростковый экстрим? – уточнила я обстоятельства.

– Туда надо добраться, и желательно не застуканными в своих намерениях, – усмехнулся Краснин, просто доводя мои нервы до полного согласия на что угодно этой своей улыбочкой!

– Напомни мне, – просипела я, – почему мы должны конспирироваться?

– Потому что я все еще один из руководителей экспедиции, а ты моя подчиненная, хоть и формально, но все же, – осторожно поцеловал меня в щеку и в висок он и закончил мысль: – Мало того что это просто некрасиво при таком раскладе, но еще и нарушает внутренний устав экспедиции.

– К черту устав! – таяла я под его короткими нежными поцелуями. – И туда же формальности! Идем, нет, бежим в эту твою каюту!

Бежать не очень получилось – дважды Краснина останавливали по дороге, обращаясь с какими-то организационными вопросами, я топталась рядом, изображала деловитость на лице, мол, тоже по служебной надобности тут с начальством гуляю, и переживала внутреннюю шаркающую по нервам неловкость и от задержки, и от смущения. А Павел Андреевич строго, по теме и коротко что-то отвечал, и мы продолжали ускоренное целеустремленное движение.

И – ура! Все-таки добрались до этой каюты, не встретив никого в коридоре!

Говорить нам было некогда, да уже и незачем – и он целовал меня, то медленно и невероятно сексуально, так что у меня голова начинала кружиться, то страстно и напористо, и мы потерялись в этих поцелуях, друг в друге, в наших телах и в нашем соединении…

– Краснин, – позвала я, приходя потихоньку в себя, повернулась и посмотрела на распластанного рядом мужчину.

– Я сейчас, – пообещал нечто неопределенное он, открыл глаза и посмотрел на меня. – Что, нам куда-то пора?

– Пора, – подтвердила я его предположение и спросила: – У тебя есть женщина?

Он громко вздохнул, перевернулся на бок, подперев голову одной рукой, посмотрел на меня не самым радостным взглядом, но таки ответил:

– Нет. У меня нет женщины, с которой я бы встречался длительное время. И ни с кем сейчас нет отношений.

– То есть ты обходишься короткими связями?

– Можно сказать и так.

– Студентки, аспирантки, коллеги? – допытывалась я.

– Никогда, – немного более напряженно ответил он. – Предпочитаю встречаться с женщинами вне моей работы.

– И где ты с ними знакомишься?

– Это допрос? – приподняв одну бровь, холодновато усмехнувшись, спросил он.

– Ну, почти, – не испугалась я его холодности. – Меня гложет сильное любопытство про тебя и твою жизнь. Это же нормально.

– Наверное, – кивнул он, наклонился и поцеловал меня легким поцелуйчиком в нос, заглянул близко в мои глаза, коротко поцеловал в губы, отклонился и, почти по-деловому, принялся объяснять: – Меня еще отец учил: на работе можно заводить отношения только в одном случае: если собираешься жениться. Все остальное – это сплошные проблемы и тяжелая помеха нормальной работе. Я знакомлюсь с женщинами в кафе или на конференциях научных, даже на бензозаправках, в магазинах.

– В экспедициях, – подсказала я.

– Нет, – покачал он головой. – Это категория – работа. Ты небывалое и единственное исключение.

– Это точно, – кивнула я, добавив про себя мысленно, что он и не представляет, какое я исключение, и продолжила допрос: – И что, не влюблялся всерьез, так, чтобы захотелось жизнь изменить?

– Влюблялся, конечно, но не до такой степени. Да и девушки быстро охладевали чувствами и сбегали через три-четыре месяца, когда обнаруживалось, что меня скорее нет рядом. А от некоторых сбегал я, – усмехнулся он.

Понятно, почему ему до сих пор еще ни одна дама не предъявила наглядное доказательство его способности к размножению! Человек он ответственный, поэтому с малознакомыми дамами, скорее всего, предохранялся, они же ему справок о здоровье не предъявляли, не то что я, новоявленная сотрудница с медицинской книжкой. Вот только с Глорией он как-то прокололся, но это понятно – она была слишком прекрасна, чтобы мужчина вспоминал и думал об осторожности и чтобы в ее адрес могла возникнуть хоть какая-то мысль о болезнях или обмане.

А Краснин тем временем перевел стрелки на меня:

– А у тебя есть с кем-то отношения?

– Нет.

– А отец твоего ребенка? – понизив немного голос, провел он пальцами по всей длине моей руки, от плеча к пальцам, еле касаясь.

Ну вот что он вытворяет со мной своим голосом и этими прикосновениями, а, отец моего ребенка?!