Выход А - Евгения Батурина

Я сидела у него на руках, обнимала за шею, целовала глаза, любовалась им. Мой прекрасный мальчик, долго искал, настрадался. Как давно я не видела его таким счастливым – наверное, никогда.

А моя жизнь с той ночи изменилась. Закончилась сказка про девочку, которая однажды пришла с учебником и исполнила свою мечту. Как я сейчас понимаю, последний раз в эпохе Антона я была счастлива, когда покупала ту злополучную курицу. Мелковато, да.

Начался учебный год – у меня и работа – у Антона. Он теперь почти всегда был там. В командировках, на летучках, на интервью, в кадре. Не со мной. Мы редко ночевали вместе. Во-первых, панка Митю отчислили из университета, а вместо него в комнату заселили двух первокурсников-домоседов. Во-вторых, ночами Антон теперь писал сценарии. А я писала за него рефераты – не хотела, чтобы его тоже выгнали. Он благодарил, говорил, что его Нафаня – самая лучшая. Но потом быстро переходил на телевизионный сленг: синхрон, закадр, стендап. Я слушала и злилась.

Я вообще тогда стала очень злой. И подозрительной, и ревнивой. Запоминала все обиды, все нарушенные обещания и обязательно предъявляла счет. Особенно меня бесили его командировки. Когда Антон после долгого отсутствия приходил ко мне, неосторожно радостный, и пытался поцеловать, я отстранялась от него, выходила в коридор и там зачитывала полный список претензий. Столько-то раз не позвонил, хотя мог. Столько-то раз недостаточно тепло ответил на мои сообщения. Завтра опять идет на летучку, где наверняка встретится с Этой Лизой – так звали второго корреспондента, к которой я ревновала с особым рвением.

Он оправдывался, довольно подолгу. Потом замолкал. Потом уходил. Я бежала за ним по коридору и просила остановиться. Он не спорил, разворачивался, раскрывал объятия. Я просила прощения, а затем – жениться на мне, желательно завтра. Он терпеливо объяснял, что пока не готов, и испытательный срок на работе еще не закончился. Я кричала, что сама чувствую себя на испытательном сроке – будто не гожусь ему в жены, не то что Эта Лиза. Он снова уходил и уже не реагировал на призывы вернуться.

Я бежала в свою комнату, кидалась на кровать, рыдала. Ненавидела себя такую, не узнавала, но не могла остановиться. Майка гладила меня по спине, Лисицкая молча делала чай и сердито капала туда бальзам. Потом мы с Антоном мирились, что-то обещали друг другу, но он опять уезжал, и все повторялось заново.

Закончился испытательный срок, Антона взяли в штат, дали приличную зарплату. Первый выпуск программы мы смотрели вместе. «Антон Поляков, специально для программы, Которую Ненавидит Антонина», – сказал он в микрофон, как мечтал. В кадре он выглядел еще лучше, чем в жизни. После титров спросил:

– Нафаня, ну как тебе?

Нафане было плохо. Я чувствовала, что он уходит в свое зазеркалье, а я остаюсь на просоленной слезами односпальной кровати – плакать о том, что было, и мечтать о том, как буду гладить ему рубашки лет через десять. Но я его поцеловала, поздравила, и мы три часа обсуждали каждый кадр программы.

Характер мой испортился окончательно. Я злилась уже не только на Антона, а на всех вокруг. На его коллег – за то, что отбирают его у меня. На Лисицкую – за то, что ломается и не выходит за любящего и самоотверженного Лисицкого, который хочет жениться! На Майку – за то, что уже побывала замужем за Нурланом, легко развелась и не живет у московской бабушки, а вечно торчит в комнате и не дает нам с Антоном побыть вдвоем.

– Нафаня, у меня для тебя сюрприз! – сказал он однажды вечером.

Оказалось, меня приглашают на новоселье – Антон переехал в отдельную комнату на пятом этаже. Он приготовил торжественный ужин – купил курицу гриль в той же палатке. Потом мы почти всю ночь разговаривали, как когда-то давно, и не только разговаривали, но и ни разу не поссорились. В комнате были светлые обои, новая нарядная кровать с легким одеялом и пушистой подушкой, зато не было соседей. Я уснула у него на плече, а пока засыпала, слышала, как он целовал меня в макушку.

Утром Антон налил мне чаю и спросил, хочу ли я клубничного варенья.

– Откуда варенье? – поинтересовалась я, зевая и не чувствуя еще своей погибели.

– Мама привезла, – легко ответил он.

Его мама Галя приезжала в общежитие, но он нас не познакомил – вот что я выяснила. А выяснив, спросила: «Значит, я недостаточно хороша для твоей матери?» – и говорила еще долго. Обо всем наболевшем.

– Видимо, нам надо расстаться! – гордо резюмировала я, воззрившись на него в ожидании ответа и опровержения.

– Да. Ты права, – устало произнес Антон, помолчав. – Надо.

А потом, будто скороговоркой, добавил:

– Я полюбил другую девушку. На работе. Лизу. Прости меня, пожалуйста.

В тот день началась зима. И длилась, и длилась, и не заканчивалась.

К другим людям потом пришла весна и даже, говорят, лето, но я такого не помню. Дышала разреженным холодным воздухом, каждый вдох – боль, но к этому тоже можно привыкнуть. Прожила год замороженной, вялой и покорной. Девушка-сугроб. Всех слушалась, со всем соглашалась.

На свидания, например, ходила. Со всеми подряд. У меня вдруг обнаружилось много поклонников. И в университете, и вообще в мире. Даже капитан Шустриков с военной кафедры университета пытался завлечь армейскими анекдотами. Люди обожают сугробы – иначе зачем бы такое количество народа регулярно ездило из одной холодной страны в другую холодную страну кататься на травмоопасных горных лыжах.

Был какой-то Леша. И Саша был, и Сережа, и два Димы. Я прямо стала чемпионкой Москвы по мужчинам с банальными именами.

Леша принес мне на день рождения мобильный телефон, и я расплакалась. Он думал, от умиления и благодарности, а я просто представила, что старый телефон, подаренный Антоном, придется заменить.

Саша упорно водил меня в кино, и я каждый раз там засыпала – я вообще в тот год полюбила спать и отключалась в любой момент. Даже 300 спартанцев не смогли меня разбудить.

С двумя Димами я встречалась параллельно. Чтобы не путаться, видимо. Но все равно путалась – забывала, что и кому рассказывала и что рассказывали мне. Спросила у одного из них, как поживает его сын. «У меня нет детей», – сказал озадаченный Дима. «Ты уверен? А почему?» – спросила я участливо.

Сережа ездил на подержанном трясучем китайском внедорожнике. Однажды, высаживая меня на углу перед ДАСом, гордо уточнил: «Может, к подъезду подкатить? Чтоб девки в общаге видели, что тебя на джипе привезли». И после этого я с ним еще два раза встречалась! В общем, не очень была разборчива в связях.

Зато мне стало везти в профессиональном смысле. Раньше я с трудом искала работу, теперь она меня сама находила. Целая лавина заказчиков сошла в тот год на уютный сугроб Антонины. Я расшифровала несколько интервью с писателями, актерами и режиссерами для одной культурной телепрограммы, подружилась с редакцией и стала работать там в административной группе и ездить на съемки. Меж тем глянцевые журналы начали заказывать мне статьи. Майка устроилась в один из них ассистентом отдела красоты. Ее, помимо прочего, обязали искать новых авторов, и она меня незамедлительно нашла. Главному редактору понравилось, что про целлюлит и морщины я пишу с юмором, меня порекомендовали еще в несколько изданий, а вскоре стали передавать из рук в руки как надежного автора. Появились деньги, я купила себе компьютер, чтобы писать еще больше статей и делать еще больше расшифровок.