Выход А - Евгения Батурина

Первого марта родился мальчик. Не Анютка, конечно, но все и так обрадовались. Нянчились с младенцем наперебой, вскакивали к нему ночами, спорили, кто будет купать, а кто – играть. Мне почти не давали сына в руки, зато давали учиться, писать диплом, сдавать экзамены и работать. Вениамин увлекся ролью отца так же, как когда-то ролью мужа. Давал ребенку с ложки его первое пюре и смешно, синхронно с ним, открывал рот. И светился счастьем.

Дальше вы все знаете.

А, нет, не все.

Во-первых, зимой, на факультете, уже весьма беременная, я опаздывала на лекцию по русской литературе и с разбегу налетела на высокого человека в черной рубашке.

– Простите! – сказали мы хором.

Это был Антон Поляков. Он оглядел меня внимательно. Заметил то, что нельзя было не заметить. И я увидела, что у него дрожат руки.

– Нафаня, – произнес Антон чужим голосом, который, наверное, хотел казаться веселым и непринужденным. – Привет. Вижу, у тебя все хорошо.

– Нормально, – ответила я. – Да, ничего. Живу. А ты?

– Работаю, – он отвернулся. Господи, ну не плачет же железный дровосек!

– Молодец. Ты теперь постоянно в телевизоре, – растерянно утешила я. – С Лизой все сложилось?

Он улыбнулся (спокойно и жутко) и сказал:

– Не было никакой Лизы. То есть была, но у нас ничего не было. Наврал я тебе. Хотел работать, а ты хотела замуж и мешала. Вот и все. Пока, Нафаня, прости меня.

И ушел.

А во-вторых, Кузю на самом деле зовут Антон.

Верховцев Антон Вениаминович – так я записала его в свидетельство о рождении. Вениамин хотел назвать сына Сашей, в честь всех мальчиков города Москвы. Но я сказала, что, раз уж у нас не получилась Анютка, надо выбрать максимально похожее мужское имя.

В Кузю он превратился позже, когда чуть подрос, стал лохматеньким, деловитым, хозяйственным – и полюбил мультик про славного домовенка и его лучшего друга Нафаню.

– …Антон Поляков. Я дам ему твой номер, ладно? Парень вроде бы адекватный, – обнадежил меня Роман Львович Крутов и попрощался.

А я отредактировала еще пару релизов и пошла к метро. По дороге все время заглядывала в телефон, ждала звонка с незнакомого номера. Но дождалась только сообщения от Вениамина: «Развод завтра в 12 часов, 7-я Парковая улица. За тобой заехать?» Какой заботливый. Наверное, хочет убедиться, что не сбегу. Я представила, как мы с полубывшим мужем, весело болтая и подпевая «Нашему радио», мчимся в суд. К свадебным машинам привязывают кукол в белом платье, а чем, интересно, украшают автомобили, которые едут на развод? Куклами вуду? «Доберусь сама, спасибо», – ответила я. И проверила еще раз телефон: не-а, никаких новостей из прошлого.

Наутро я пошла и развелась с Вениамином. Почему-то накрашенная и одетая в его любимое платье. Ну как любимое – то единственное, которое он однажды похвалил. Я подумывала еще и туфли на каблуках надеть, в качестве манифеста «да, я всегда была выше тебя», но не захотела ковылять в них между Парковыми улицами. Да и нет у меня туфель на каблуках.

Меня удивило, что судья, разводившая нас, была в настоящей черной мантии. Хорошо, не в парике. Вениамин надел костюм – свой единственный, свадебный. Пиджак был ему маловат и топорщился на животе. Во что облачилась прятавшаяся в машине Катерина Х., я не разглядела – но хотя бы понятно теперь, кем украшают авто для развода. Все, выпуск модного обозрения – как и свой брак – считаю законченным. Когда совершенно неженатый Вениамин после суда садился в машину, по «Нашему радио» Кипелов орал: «Я свободен!»

Они уехали, я двинулась в сторону метро по бульвару. Пыталась раскачать в себе печаль или ностальгию, осознать, что большой кусок моей жизни только что признан государством неудавшимся. Но грустно мне не было, а было только холодно. Я зашла в первую попавшуюся кофейню, которая делила помещение с магазином нижнего белья. В витрине красовалось объявление: «Купи трусы, кофе в подарок!». Коллаборация века – так бы это назвали в журнале «Жизнь прекрасна». Я попросила платный капучино, села в углу на неудобный высокий табурет, нашла розетку и воткнула в нее зарядку от телефона. Он тут же зазвонил.

– Добрый день. Антонина? – спросил голос, который я никогда не забывала.

Я дернула шнур, задела им стакан с кофе, зарядка с грохотом упала на пол, кофе пролился на любимое платье Вениамина, табурет стал угрожающе крениться.

– Да, – сказала я, с трудом вернув равновесие. – Привет. Это именно я.

И Антон тоже меня узнал.

Долго охал, извинялся, говорил, что издатель Крутов почему-то не сообщил ему фамилию редактора.

– Как прекрасно, что это ты. Я так рад тебя слышать! – улыбался Антон в трубку. – Ты сейчас где?

– В кофейне, – ответила я, решая, раскрывать ли информацию о магазине трусов.

– А я во Франции! – Ну конечно. – Прилетаю в четверг вечером, а в воскресенье у меня командировка в Корею.

– Северную? – с надеждой уточнила я.

– Что? – не понял он. – В Москве я буду только в пятницу и субботу. И на субботу уже кое-что запланировано… Если ты свободна, мы могли бы встретиться в пятницу вечером.

Юридически я уже полчаса свободна. Практически – еду на Кипр с Гошей.

– Да, давай в пятницу, – сказал кто-то бессовестный моим голосом и закашлялся. – Предварительно.

– Отлично! Напишу, когда прилечу, выберем место. Буду ждать встречи. Мне так много нужно тебе рассказать! Целую, пока.

Пока мы разговаривали, кто-то несколько раз звонил мне по второй линии. Наверное, Гоша, думала я, закон жанра как-то требовал его появления. Но это были мама и Жозефина – хотели спросить, удачно ли я развелась. Я рассказала им про судью в мантии, Катерину и Кипелова, а про Антона не рассказала. Потом, оглушенная и смирная, поехала на работу. Вносила правки в вымышленное интервью со стоматологом. Редактировала текст о моде, который написала дочка Пеленгас по имени Алина, пробующая силы в журналистике (на фразе «блузки, рассшитые поэтками» я представила себе много маленьких поэтесс, которые, вместо того чтобы сочинять стихи, день и ночь пришивают пайетки к чужим кофтам, и мне стало их жалко). Сидела под гудящей лампой и расхваливала на чем свет стоит роскошные люстры ар-деко и ар-нуво. И думала, что мне делать – в пятницу и дальше.

Когда я пришла в «Бурато» забирать Кузю, которого зовут Антон, я надеялась, что за Таней приедет ее папа Гоша, улыбнется мне – и все сразу станет понятно и хорошо. Но Таня вышла, тихо, исподлобья со мной поздоровалась, а потом увидела милую кругленькую старушку и радостно побежала к ней с криком «Бабушка Дора!». Дора Иосифовна, няня Тани, сестра гардеробщицы Анны Иосифовны, поняла я.

– Ты моя хорошая! – приговаривала старушка-колобок, заботливо поправляя на Тане куртку. – А папа сегодня поздно будет, у него много дел на работе, надо все закончить перед поездкой.