Выход А - Евгения Батурина

Перед поездкой. Отлично. Мне показалось, что Дора Иосифовна смотрит на меня неодобрительно, и я изо всех сил постаралась сделать кроткое лицо. Прибежал Кузя, сунул мне в руки розовый конверт и сразу начал уговаривать:

– Мам, можно я пойду? Таня идет, и вся группа идет, там будет квест, а потом английское чаепитие. Мам, можно?

Я открыла конверт, в нем было приглашение на день рождения девочки Лизы. Лизина мама – самая активная мама во всем «Бурато», и они с дочерью до смешного похожи, обе крепкие громкие блондинки с прической «одуванчик», которая была популярна у советских пластмассовых кукол. Помимо чаепития и квеста на празднике обещались аниматоры в костюмах гвардейцев Букингемского дворца. Видимо, сама Лиза будет в наряде королевы, а в подарок получит корги. Приглашение было написано по-английски. Время проведения – Wednesday, 17 p. m.

– Добрый вечер! Ну что, вы пойдете завтра на этот раут? – Ко мне подкатилась кругленькая няня Дора Иосифовна с таким же приглашением и заговорщически подмигнула. – Вы же Антонина, правильно?

– Нет, – вздохнула я. Разочаровывать Дору Иосифовну теперь, когда я ей вроде бы нравилась, совсем не хотелось. – То есть я, конечно, Антонина, но мы не пойдем. Я работаю.

Кузя и Таня хором заныли, но бабушка-колобок Дора Иосифовна уже спешила на помощь.

– А я вот не работаю, – радостно сообщила она. – И с удовольствием отведу обоих детей на праздник, а потом – к себе домой на Мантулинскую. Вы можете забрать ребеночка от меня после работы?

Из того самого дома, охраняемого большим дубом, где я провела самые счастливые часы этого года – которые теперь собиралась предать. Лучше бы я сама была маленькой, пошла на детский день рождения, а потом в гости к Доре Иосифовне, и ела бы там горячие плюшки (не может бабушка такого формата не печь плюшки), и обсуждала с ее сестрой, Анной из гардероба, печенье «мадлен» и Пруста. Что-то я стала слишком взрослая даже в мечтах. И много думаю о мучном…

– Да, конечно, я заберу ребеночка, – ответила я. – Спасибо большое от нас двоих!

– Троих, – сказала Таня. Кажется, она впервые обратилась лично ко мне и впервые же мне улыбнулась. Красивая у нее улыбка, такая же, как у папы.

Гоше я весь вечер отвечала на сообщения в обычном режиме. Как будто и нет никакого Антона и его пятницы. Я еще ничего не решила – успокаивала я себя и свою совесть. Только что развелась, опять же, а это стресс. В таком состоянии трудно мыслить ясно и быть объективной. Вот завтра поговорю с кем-нибудь взрослым и умным и сделаю выбор.

На следующее утро выяснилось, что умные люди со мной общаться не собираются.

Я отвела Кузю в «Бурато» и попыталась разослать близким тихие сигналы SOS.

Лисицкая долго не читала мое сообщение «Можешь поговорить?», а потом ответила коротко: «Дорогая, прости, оч занята». Майка написала, что они с Марко, его мамой и еще тысячей человек плывут на круизном лайнере в сторону Бермудских островов, поэтому связь у них предсказуемо пропадет. Моя собственная мама вообще не взяла трубку. А сестра Ж. взяла, но на приглашение приехать вечером в гости и обсудить нечто важное виновато ответила:

– Я иду в театр с Борей.

– В какой? – тупо переспросила я, почему-то пораженная этой новостью в самое сердце.

– В Большой, конечно. Это ж Боря, он не может иначе. Я тут нашла в шкафу два платья, которые сойдут за вечерние, пытаюсь их на себе застегнуть и надеюсь, что хотя бы бриллианты не обязательно надевать.

– А что смотреть будете, оперу или балет?

– А от этого зависит, нужны ли бриллианты?

– Нет, я просто так интересуюсь. Как культурный человек.

– А я не знаю – как бескультурный. Скорее всего, оперу. В балете молчат, Боря такого не любит. Посмотри, пожалуйста, в интернете, что у них там сегодня в Большом показывают?

Я открыла ноутбук, изучила репертуар:

– «Риголетто». Опера.

– Это про что? Про макароны?

– Про шута, которого погубило его же коварство. Грустная история.

– Понятно. Надену черное платье и вуаль с бубенцами. А у тебя вообще все в порядке? О чем хотела поговорить?

Но я не стала рассказывать Жозефине правду. С Борей она, значит, встречается. То есть точно будет на стороне Гоши. Эх, война еще не началась, а я уже делю всех друзей на лагеря и записываю сестру Ж. в предатели…

– Ничего серьезного, – соврала я. – Просто работу ненавижу (а это уже не соврала).

Итак, все меня бросили. И теперь я знала, что идет вечером в Большом театре, но не знала, как быть со своей жизнью.

Я отработала смену в «ЖП», забрала Кузю от Доры Иосифовны, прошмыгнув мимо дуба, как мелкий воришка, выслушала в метро миллион историй о дне рождения Лизы (корги ей не подарили; она каталась по детскому клубу в карете, запряженной тремя корги), почитала ребенку, отказавшемуся после гостей и чаепитий от ужина, английскую книжку «Пятеро друзей и Оно», уложила его спать и сама рухнула на диван – думать.

Из взрослых дома был только попугай Исаич. Я налила ему воды в поилку, себе – вина в бокал и принялась размышлять.

– С Гошей я провела два дня, а с Антоном – два года, – начала я.

– Пр-р-равильно! – подтвердила птица.

– Но Гоша хороший, – привела я понятный попугаю аргумент. – А Антон разбил мне сердце.

– Кр-р-расавицы, – пропел Исаич. Вот кого надо было брать в Большой театр.

– С другой стороны, поначалу все они хорошие, – я неожиданно перешла на диалект белогорских бабушек. – Гошу я совсем не знаю. А уже собралась с ним за границу. Что он за человек? Где, например, его бывшая жена, Танина мама?

– На р-речке, на-р-речке, на том бер-р-режо-очке, – попугай, кажется, решил, что у нас караоке.

– Ох, – я отхлебнула сразу половину бокала. – Кстати о бывших. Я думала, что знаю мужа Вениамина. И провела с ним больше времени, чем с Антоном и Гошей, вместе взятыми. Но он оказался полон сюрпризов.

– Да здр-равствует сюр-пр-риз! – проорал музыкально одаренный Исаич, пританцовывая.

– А если подумать, кругом знаки, – продолжала я. – Я только что развелась с Вениамином, и тут же возник Антон. Буквально из ниоткуда. Как будто моя личная история развивается по спирали, и сейчас снова виток имени Антона, а у нас появился шанс на этот раз закрутить что-то стоящее. Мы выросли. Ему двадцать девять, и как раз тогда он собирался жениться. Он теперь знает, что терять людей больно. А я – что без любимой работы так же тяжело, как без любимого человека. Потом – меня наняли редактировать его книгу, его текст. Может быть, не только текст? Может быть, мы сможем разобраться со всем, что он натворил в жизни? Исправить ошибки, переписать неудачные отрывки, сочинить финал? Сделать вместе что-то важное. Доказать, что Антон и Антонина – это не просто красивое сочетание имен, а отличный работающий тандем. Правда, если уж придерживаться литературных метафор, с Гошей я бы тоже могла написать книгу. Новую, с нуля, с самого начала, и, судя по всему, довольно интересную. Да, имена Антонина и Гойко не особенно рифмуются, зато Козлюк-Петрович – сильный писательский псевдоним. И не стану врать, будто бы я ни разу за время нашего знакомства его на себя не примеряла. Только почему же я так боюсь ехать на Кипр? Неужели это обычный страх чистого листа?.. Впрочем, для настоящего страха и повода-то нет. Во всяком случае, мне его никто не давал. Один мужчина напоил чаем, посидел со мной на черной лестнице и позвал на Кипр. Другой объявился через шесть лет и пригласил в кафе, потому что свободен в пятницу. А я хожу тут, знаки ищу, сюжеты выдумываю. Дур-ра. Правда, Исаич?