Выход А - Евгения Батурина

– Беру! – не задумываясь, ответила я и хлопнула ладонью по стене. Все-таки сегодня мой день, определенно. Оклахома, я люблю тебя.

И тогда Роман Львович произнес очень простые слова, которые вроде бы не должны были разрушить ничью жизнь:

– Тогда слушай. Мне тебя прямо литературный бог послал. Мы сейчас осваиваем рынок нон-фикшн. Так надо. И один автор пишет книгу о том, как открыть свой бизнес. Журналист с телевидения. Пишет неплохо, но, увы, как телевизионщик. У него получается большой сюжет, а не книга. А редакторов у меня мало, и все заняты. Ты могла бы взяться, направить его, добавить тексту литературности? За гонорар, конечно. Я тебе доверяю, а человеку с улицы нет. Автора зовут Антон Поляков, возможно, ты слышала это имя, он довольно известный журналист, работал на…

Антон Поляков. Антон. Сердце мое дернулось, забилось, как старый будильник, и встало намертво.

Чертова Оклахома.

Когда-то мне было семнадцать лет. Я окончила школу, сходила на выпускной и поехала поступать на факультет журналистики МГУ. Мама считала, что лучше штурмовать филологический – там-то настоящее образование. Но мне нравилось здание журфака на Моховой. Оно казалось центром жизни, островом радости и свободы, хорошо удаленным от Белогорска. Вот настоящий Московский университет – чувствовала я, и не нужны мне ваши золотые Воробьевы горы. В общем, я вырезала семь своих статей из газетки «Вечерний Белогорск», с которой сотрудничала в школе, получила от редактора, маминого приятеля дяди Вахтанга, характеристику («Антонина пишет легко, образно, по-взрослому…»), взяла аттестат с пятерками и отправилась подавать документы.

И там сразу влюбилась. Прямо перед дверью приемной комиссии.

Раньше со мной такого не случалось. В школе у меня, конечно, были мальчики – один из них, кстати, остался в Белогорске, звали Денис Давыдов, как поэта и героя Отечественной войны 1812 года. Я и в подъезде целовалась, и в подушку плакала, и стихи писала о том, что никто меня не понимает, а «снег на фоне фонарей – это титры любви твоей и моей». Все как положено, прививки по возрасту. Но в любовь с первого взгляда я не верила – да и какая любовь с первого взгляда, если знаешь всех с первого класса!

А на журфаке меня для начала ударили столом. Энергичному и сильному старшекурснику надоела толпа абитуриентов у двери приемной комиссии. Он вытащил из кабинета тяжелый стол, перевернул его столешницей вперед, набычился и двинул на нас с криком «Отошли отсюдова на десять метров!». Я было начала думать о том, как на журфак мог поступить человек, говорящий «отсюдова», но мысль не закончила, потому что получила столешницей по ногам. Чуть не упала, инстинктивно отпрянула в сторону, к стене. А там уже стоял молодой человек. Перекладывал в своей папке документы, шевелил губами, серьезный такой, сосредоточенный, ни на толпу, ни на общее возмущение, ни лично на меня никакого внимания не обращал. Ну я и влюбилась.

Он, конечно, был красивый. Высокий, смуглый, темноглазый, с ресницами, от которых на лице лежали тени. И в очень белой рубашке с закатанными до предплечья рукавами.

В кино есть такой прием: на экране много людей, но камера «ведет» одного героя, и зрители только его и видят. Я с той секунды у стены не видела никого, кроме парня в рубашке. Чуть не забыла, что пришла поступать.

Он тоже был абитуриентом, документы сдавал прямо передо мной. Так я и узнала, что его зовут Антон Поляков – увидела папку с именем на столе усталой девушки из приемной комиссии. Заговорить с ним я не могла физически. Только постоянно оглядывалась по сторонам, искала его, находила и падала, падала, падала куда-то вниз.

Пошли экзамены. Сначала творческий конкурс – сочинение на относительно вольную тему и собеседование с комиссией, потом основные – новое сочинение, по школьной литературной программе, и английский. Я ездила, сдавала, писала про Татьяну и Онегина, ходила узнавать результаты, даже волновалась. Но в голове все время звучало: Антон, Антон, Антон, как будто все белогорские электрички разом научились выстукивать это имя тяжелыми своими колесами. Антон тоже сдавал экзамены. На сочинении он сидел передо мной, я умудрилась заглянуть в его работу и увидела, что у него еще и почерк красивый, понятный. Из сплошных достоинств состоял человек.

Он поступил, а я нет. Недобрала один балл. Стояла у двери факультета, смотрела в вывешенные списки и не верила. Как же так, почему у меня тройка с четверкой за Татьяну с Онегиным, если я как раз переживала то же, что героиня, – «ты чуть вошел, я вмиг узнала, вся обомлела, запылала и в мыслях молвила: вот он!».

«Тема раскрыта не полностью» – такой вердикт вынес проверяющий моему сочинению. По русскому мне поставили четыре, потому что вместо «запылала» я написала «заплыла».

Мама, в прошлом преподаватель литературы, возмущалась и уговаривала меня подать апелляцию. Но я отказалась. Расстроилась, сникла, испугалась конфликта – на показе работ один грозный профессор буквально швырнул в меня моим сочинением со словами «А что вы хотите, внимательнее надо быть, это МГУ, а не ПТУ!». Школьный аттестат с пятерками тоже никого не впечатлил, не помог. На платное отделение у нас с мамой не было денег.

Когда я приехала забирать документы, у памятника Ломоносову перед зданием факультета шумела группа поступивших. Они были взволнованны, шутили, смеялись, обсуждали ближайшие планы – где брать направление в общежитие, какие книжки прочитать за лето, чтобы не вылететь на первом курсе. Счастливые беззаботные люди, заслужившие право на беззаботность. Среди них был Антон – в синей рубашке, а не в белой. Она ему шла еще больше. Я быстро прошла мимо них и двинулась к метро. Меня догнал раскат смеха – кто-то, наверняка Антон, удачно пошутил, но мне показалось, что они смеются надо мной.

Я поступила в педагогический институт на филфак. Становиться учителем я не собиралась, хотела пересидеть там год и получше подготовиться к МГУ. Институт про себя звала чистилищем. Экзамены сдала легко, получила комнату в общежитии на ВДНХ, подружилась с соседками, близнецами из Таганрога. Училась без особенного напряжения – в чистилище оказались отличные преподаватели литературы, а с однокурсницами, влюбленными в книги девочками, было интересно разговаривать, гулять по Хамовникам, где находился корпус филфака, и сочинять хором стихи – то гекзаметром, то с древнерусскими оборотами. По выходным я ездила в Белогорск, там встречалась с Денисом Давыдовым. Он тоже учился в Москве, в каком-то странном платном институте, которых тогда много развелось, и среди недели был всегда занят. Скоро я узнала, чем именно – моя лучшая белогорская подруга Юлька рассказала. Забежала в гости одолжить плеер. Плохо скрывая волнение и, что меня поразило, радость, сообщила:

– Антонина, я твой близкий человек и должна говорить правду. Денис тебе изменяет с другой. Он привозил ее сюда и шел с ней за руку. Я ее видела. Очень стильная девочка, они хорошо смотрятся…

И Юлька оглядела меня с любопытством. Я поняла: девочка я не стильная и нет у меня уже ни бойфренда, ни лучшей подруги Юльки.