Завоевание Тирлинга - Эрика Йохансен

Или со мной?

Джонатан сделал еще один бесшумный шаг вперед, поднимая пистолет, устремив взгляд на Грега. Лили выдохнула:

– Нет.

Это только подстегнуло Грега, он начал двигаться быстрее. Джонатан встал с пистолетом в руке на нижней ступеньке, у входа в гостиную. Лили слегка улыбнулась сквозь стиснутые зубы, что должно было сказать ему: она справится, она заглянула за рамки следующих нескольких минут. Она скосила глаза налево, в сторону детской. Сепаратистка. Мгновение Джонатан помедлил, его глаза блестели, рука сжимала перила. Потом он засунул пистолет обратно за пазуху и скрылся в тени коридора, так же бесшумно, как и появился.

* * *

Два часа спустя Лили медленно поковыляла к детской. Она хотела проведать раненую гораздо раньше, но, в конце концов, не выдержала и приняла горячую ванну. Но, даже просидев в ней почти час, едва могла ходить. Она бы приняла аспирин и легла спать, но ей становилось не по себе от мысли, что раненая девушка в одиночестве лежит в детской. Лили не знала, наведывался ли к ней Джонатан: он снова куда-то испарился.

Грег отправился в Вашингтон, на экстренную встречу в Пентагоне. Над каменной стеной, окружавшей сад, Лили по-прежнему видела оранжевый цветок пламени и густой дым, окутывавший луну. Они так и не смогли взять пожар под контроль, и Прайор до сих пор горел. Интересно, Дориан Райс сама собрала бомбу? Где она узнала, такая молодая, о таких вещах? Ряды «Голубого Горизонта» пополняли многие ветераны, мужчины и женщины, вернувшиеся с нефтяных войн и оставшиеся безработными. Но Дориан выглядела слишком молодой для армии.

Дойдя до детской, Лили медленно отодвинула светорегулятор на настенной панели, не желая испугать девушку, если та спит. Но Дориан не спала. Она лежала, глядя в потолок, и ее взгляд впервые казался осмысленным. Лили поставила тарелку с супом и стакан воды на столик перед ней, и Дориан благодарно кивнула. У нее был острый взгляд, и она следила за каждым движением и гримасой Лили, пока та хромала через комнату.

– Похоже, нам обеим сегодня досталось, – заметила Дориан. – Где мы?

– В моей детской. – Лили дошла до незакрепленной плитки, но столкнулась с тем, что не могла встать на корточки. Пришлось пустить в ход пальцы ног. Провозившись бесконечно долго, чувствуя, как девушка буравит взглядом ее спину, ей удалось поддеть ногтем край плитки, приподнять и перевернуть ее. Она согнула одно колено и вытянула вторую ногу, изящно, слово балерина, вытащила из дыры две книги и подтолкнула к Дориан, которая принялась одобрительно их листать.

– Откуда у такой женщины, как ты, настоящие книги?

Лили закусила губу, не зная, что ответить. Что, если эта девушка попадет на допрос?

Дориан ухмыльнулась, обнажив отсутствующий резец.

– У тебя и так куча проблем, милочка.

– В округе есть еще несколько женщин, которые любят читать. У одной из них есть родственники в Калифорнии, а у них – библиотека. Они приносят свои книги, приходя в гости, и мы меняемся. – А еще Мишель могла раздобыть обезболивающие, если кому-то требовались. Лили жалела, что сейчас у нее ничего нет.

– Кто-нибудь знает, что я здесь?

– Джонатан. Он пошел дать знать кому-то еще.

– Значит, я здесь ненадолго.

– Можешь остаться на сколько угодно.

– Только тебя опасности подвергать. Бьюсь об заклад, Безопасность колесит по всему городу.

– Так и есть.

– Не найдя меня, они примутся обыскивать дома.

Новый повод для беспокойства. Но Дориан не казалась особо встревоженной, так что Лили пожала плечами и постаралась выглядеть удивленной, осторожно усаживаясь в свое любимое кресло. Она напряглась всем телом, готовясь к посадке, стиснула зубы, но, когда ее ягодицы встретились с подушкой, боль вернулась, словно и не думала ослабевать. Надо принять аспирин.

Дориан зевнула.

– Я засыпаю. Если решишь вызвать Безопасность, сделай одолжение и пусти пулю мне в голову.

– Я никого не вызову.

– Отлично. Потому что возвращаться в тюрьму я не собираюсь.

Лили сглотнула. Она снова вспомнила белую дверь в Манхэттене и людей в форме, толкающих внутрь мужчину в костюме. Ей не встречалось ни одной статьи или репортажа о том, что происходит за дверью.

– Каково это?

– Что?

– Сидеть в тюрьме.

– О, это замечательно. На обед подают стейк и виски, а когда отправляешься спать, на подушке всякий раз лежит веточка свежей мяты.

– Мне просто любопытно.

– Почему тебя это волнует?

– Моя сестра… – но Лили так и не смогла закончить. Действительно ли она хочет знать, что случилось с Мэдди за этой дверью? – Никто об этом не говорит.

Дориан пожала плечами.

– Там плохо. Особенно женщинам.

– Женщинам везде плохо.

– Ох, да ладно тебе, богачка. Конечно, ты вошла сюда, прихрамывая и шаркая, но мы все так ходим. Радуйся, что он был один.

Лили снова сглотнула. Пульсация между ног, зуд ободранной до мяса кожи внезапно усилились.

– Мне нужно поспать. Можешь идти.

– Я останусь, пока ты не заснешь.

– Нет необходимости.

Лили откинулась в кресле, скрестив руки.

– Хорошо. Боже. – Дориан закрыла глаза. – Разбуди, если он придет.

«Кто?» – чуть не спросила Лили, но потом ответила сама: «Без имен». Она зажгла маленькую ароматическую свечу, стоящую на столике возле кресла, потом прошептала дому выключить свет. На стенах мелькали тени, подсвечивая Лили, словно почтенную фигуру, старушку в кресле-качалке.

Мы все так ходим.

Она смотрела, как Дориан уснула. Ее разум пытался вернуться к Грегу, пройтись по событиям вечера, но Лили не позволяла. Она подумает об этом завтра, при свете дня, не сейчас. Но образы и ощущения продолжали всплывать, пока она не почувствовала, что готова сорваться с кресла и закричать.

Что бы сделала Мэдди?

Но это было просто. Мэдди не бежала от воспоминаний. Мэдди бы через все прошла. Мэдди всегда была сильной, и Лили, пришедшая в восторг, когда у нее появилась младшая сестра, быстро разочаровалась, поняв, что Мэдди никогда не захочет играть в ее игры: ни в показ мод, ни в салон красоты, ни в кулинарные поединки на игрушечной кухне, стоящей в углу гостиной. Мэдди нравился бейсбол, она настаивала на том, чтобы носить штаны. К тому времени, как ей исполнилось двенадцать, она была лучшим питчером района. Она так хорошо играла, что мальчишки не только разрешали ей участвовать в их импровизированной лиге, но и всегда выбирали ее первой.

Но дело не ограничивалось тем, что она росла пацанкой. Мэдди была намного меньше Лили, миниатюрная, похожая на пикси, но не терпела лжи. Она не могла молчать, даже если молчание спасло бы ее от беды и боли. В их начальную школу ходили два хулигана, и к тому времени, как она пошла в шестой класс, Мэдди уже «поговорила» с обоими. В восьмом классе ее несколько раз отстраняли за несогласие с консервативной правительственной информацией, которую навязывала ее учительница истории. Мэдди родилась, чтобы защищать слабых и беспомощных. Мэдди первая рассказала Лили, что миллионы людей живут за барьером, «невидимым» для Прессы, что им не хватает еды, что они задолжали столько денег, что никогда не расплатятся по долгам. До этого Лили не подозревала, что не все люди жили, как их семья. Отец рассказал ей правду, но несколько лет спустя, когда Лили исполнилось пятнадцать. Хотя Мэдди была младшей, отец явно сообщил ей правду намного раньше.