Вьетнам. Отравленные джунгли - Александр Тамоников

— Красиво, согласись, дружище? — плотоядно улыбался Ханов. — У наших вьетнамских друзей есть вкус — выставка берет за живое. В принципе, если абстрагироваться, это произведения искусства, обладающие эстетической ценностью. Своеобразные арт-объекты, инсталляции. Знаком с тенденциями современного искусства? Абсурдные, взаимоисключающие вещи собирают в кучу, выставляют на обозрение, объявляют бесценными творениями и продают за невероятные деньги. На Западе это совершенно нормально — люди конкретно сходят с ума, целые состояния выбрасываются непонятно на что. Если бы вьетнамское правительство однажды начало продавать на Запад сбитые самолеты, оно бы баснословно обогатилось. А пока — только так…

— Пусть так и остается, — проворчал Андрей. — Искусство должно принадлежать народу.

— Это ты правильно сказал, — одобрительно кивнул Никита.

— Товарищ Ханов? Никита? — вдруг прозвучал за их спинами приятный женский голос. У его обладательницы был сильный акцент, и ударение в имени она сделала на последнем слоге. К Никите спешила улыбающаяся молодая женщина с короткой стрижкой, в застиранных американских джинсах и с фотоаппаратом на груди. За ней ковылял, как медвежонок, полноватый оператор с кинокамерой.

Никита словно споткнулся, смутился на пару мгновений, быстро глянув на спутника, но справился со слабостью, склеил дружелюбную улыбку:

— Товарищ Франческа, если не ошибаюсь? Познакомьтесь, Андрей Иванович, журналистка из братской Чехословакии Франческа Билякова. Мы несколько раз встречались на светских, так сказать, раутах…

— Да, вы очень интересный собеседник, Никита, с вами так приятно разговаривать… — Журналистка была весьма неплоха собой, у нее лукаво поблескивали глаза. Оператор притормозил, не стал приближаться. — Я все время забываю, где вы работаете, Никита? — щебетала чешка. — В торговом представительстве, в обществе советско-вьетнамской дружбы?

— И там тоже, моя дорогая Франческа, — любезно улыбнулся Ханов, испытывая некоторую неловкость оттого, что встреча была незапланированной. — Вы снова во Вьетнаме? Зачастили вы сюда, Франческа.

— А как же, Никита, граждане нашей страны должны быть в курсе, что происходит в это страшное время в этой героической стране. Если быть точной, я здесь уже в третий раз и не устаю поражаться. Это что-то невероятное…

Журналистка щебетала, несла какую-то чушь, но дурой она не была, внимательные глазки перебегали с Ханова на Раевского. Последний вызвал интерес, но Андрей мастерски сохранял отсутствующий вид. Советские граждане как-то не избалованы общением с иностранцами. Он отстраненно улыбался, переминался с ноги на ногу.

— Познакомьтесь, это один из наших технических советников, — представил Никита своего спутника. — Зовут Андрей. Гражданский специалист, так сказать, помогает вьетнамским товарищам осваивать сложные технические специальности.

Журналистка охотно подыграла, пожала руку — у нее была маленькая, теплая ладошка.

— Ой, как интересно… Позвольте взять у вас интервью, Андрей? Нам нечасто приходится сталкиваться с советскими специалистами… Это правда, что вам приходится участвовать в боевых действиях?

— Какая глупость, кто вам это сказал? — натянуто улыбнулся Раевский. — Увы, Франческа, все гораздо прозаичнее…

Ханов изображал глазами: мол, давай, так и быть, но не посрами великую страну и знай, что говоришь. А если беспокоит разрешение на интервью от специальных органов, то эти органы уже здесь…

Франческа тем временем завалила Андрея вопросами: «А как ваша фамилия? Ага, Нечаев, сейчас запишу, можно? А правда, что девяносто процентов сбитых самолетов — это работа именно советских специалистов? А чем занимаетесь именно вы — воюете в небе на «МиГ‐21», управляете зенитно-ракетным комплексом, командуете зенитными батареями? Товарищ Андрей может быть спокойным и откровенным — он имеет дело с порядочной журналисткой из социалистического лагеря, которая никогда не напишет ничего лишнего. Но так хочется узнать больше положенного!»

Интервью ей явно не понравилось, Андрей не сообщил никаких потрясающих сенсаций. Работа специалиста скучна и предсказуема — ремонт и обслуживание сложной военной техники, обучение школяров, из которых надо выковать достойных профессионалов. Жизнь — по распорядку, ничего увлекательного. В боевых действиях советские военные не участвуют, они здесь вообще не за этим, а персонаж русско-вьетнамского фольклора по имени «Ли Си Цин» — это всего лишь выдуманный персонаж…

От журналистки насилу отбились. На каверзные вопросы следовали дежурные ответы, и это переливание из пустого в порожнее стало утомлять. Никита проявлял нетерпение, выразительно поглядывал на часы. Напоследок Франческа одарила Андрея очаровательной улыбкой, вздохнула с затаенной жалостью. Уходя, она обернулась, выразительно состроила глазки.

— Не женщина, а живая граната, — облегченно вздохнул Ханов. — Ну, что я тебе скажу, Андрей Иванович… Как мужчина, ты ей понравился, как источник информации — решительно нет. И это хорошо.

— Граждане Чехословакии не имеют права знать, что происходит в дружеской стране?

— Об этом не имеют права знать даже граждане СССР, — отрезал Никита. — Вернее, имеют, но только то, что не противоречит нашим идеологическим установкам.

— Ты знаком с этой гражданкой?

— Вроде того, — смутился Никита. — Втирался, так сказать, в доверие. А это может принимать самые разнообразные формы, гм… Вот только не надо меня сейчас попрекать моей семьей, — вдруг рассердился он. — Это совсем другое.

— Даже и не думаю, — пожал плечами Андрей. — Приказы начальства — превыше всего, а безопасность государства куда важнее какой-то семьи.

— Язва же ты, Раевский… Это Европа, пойми, там все сложнее, чем кажется. Вроде социалистические республики, коммунисты у власти, народные государства, все такое. А все же гнильца присутствует и разъедает общество. Слышал о событиях так называемой «пражской весны» 68-го года, когда мы чуть не потеряли эту страну, и пришлось срочно вводить туда полмиллиона войск? Впрочем, о чем это я? Так, незначительный антикоммунистический мятеж… В общем, гайки закрутили, но не до конца. К этой журналистке надо относиться со всей осторожностью. Вроде своя, в совершенстве знает нашу идеологическую лексику, горой за социализм… а смутная, между прочим, фигура. Есть основания полагать, что она подрабатывает, сливая интересную информацию на Запад. Но это только подозрения. Не пойман — не вор. Вот черт! — Никита снова занервничал. — Видишь, к нам мужик направляется? Такой нудный, скользкий, приставучий… но, увы, в доску свой, считается одним из лучших в плеяде отечественной журналистики… Евгений Анатольевич! — расплылся он в лучезарной улыбке. — Сколько лет, сколько зим, вы снова с нами!

Опять были рукопожатия, дежурные, ничего не значащие фразы.

— Познакомьтесь, Андрей Иванович, это журналист «Красной звезды» Рощин Евгений Анатольевич — наше «золотое перо», так сказать, страстный обличитель американского империализма и их мелких прихвостней.