Почему Гитлер проиграл войну? Немецкий взгляд - И. Петровский

В конце октября 1941 года германскими властями было принято решение, которое поначалу, казалось, позволяло надеяться на кардинальный поворот в отношении к советским военнопленным [26]. Первоначально германское руководство предполагало покрыть сильную нехватку рабочей силы с помощью расформирования пятидесяти германских дивизий после победы в «блицкриге» над Советским Союзом, ожидавшейся в конце лета. В октябре 1941 года стало ясно, что до зимы этой победы достигнуть не удастся и что война на Востоке в гораздо большей степени, чем ожидалось, потребует напряжения производственной мощности военной промышленности. Советские пленные — равно как и советское гражданское население — вдруг оказались последним резервом рабочей силы, которым можно было располагать, и следовало как можно быстрее и в наибольшем возможном количестве их использовать. Даже Гитлер, который из опасения расового и политического «заражения» ранее категорически возражал против использования советских пленных в германской промышленности, теперь смирился с этой необходимостью. Он согласился даже с тем, что это предполагает «соответствующее питание». Но вскоре оказалось, что германское руководство было не готово отказаться от существующих приоритетов. Пищевые рационы хоть и были увеличены, однако и далее остались ниже минимума выживания. Не удалось, правда, осуществить замысел Геринга — использовать для питания советских пленных «животных, обычно не идущих в пищу» (Геринг имел в виду «кошек, лошадей и т. д.»), в имперском министерстве продовольствия был разработан особый «хлеб для русских», состоявший из 50 % ржаных отрубей, 20 % измельченной сахарной свеклы, 20 % мучной клетчатки и 10 % толченой соломы или листьев [27]. Спустя год пришлось выдавать советским пленным нормальный хлеб, так как «хлеб для русских» вызывал массовые желудочные заболевания.

В любом случае пробудившаяся заинтересованность в сохранении жизни пленных привела к тому, что весной 1942 года снизилась массовая смертность, массовые расстрелы и произвольные убийства были несколько ограничены, что в целом делалось больше для того, чтобы сохранить жизнь пленным. Теперь, как выразился Гиммлер в одном из выступлений, «человеческая масса» расценивалась «как сырье, как рабочая сила» [28]. Военное руководство столкнулось со значительными трудностями в проведении в жизнь измененных весной 1942 года принципов обращения с пленными. По крайней мере теперь солдаты с традиционным образом мышления получили в руки основание, позволявшее им настаивать на более гуманном обращении с пленными. Наряду с этим было много солдат-фанатиков, отрицавших любую гуманность. Например, еще в феврале 1945 года главнокомандующий группы армий «Центр» фельдмаршал Шернер, один из фанатичных нацистов в рядах вермахта, хвалил тех солдат, которые не берут пленных вообще [29].

С помощью средств, на которые весной 1942 года было вынуждено пойти нацистское руководство, даже в малой степени было невозможно свести смертность среди советских пленных к нормальному уровню. Она все еще многократно превышала смертность среди военнопленных других союзных держав. Начиная с конца 1943 года ее уровень вновь возрос, так как последствия длительных лишений вызвали у пленных заболевания туберкулезом и другие болезни внутренних органов [30].

Не осуществилась и надежда восполнить нехватку рабочей силы с помощью советских пленных. Массовая смертность слишком сильно сократила их численность, а из-за оставшихся в живых развернулась конкуренция между военной промышленностью, вермахтом и администрацией оккупированных территорий. Количество советских пленных, занятых в промышленности рейха, росло крайне медленно и, несмотря на повторные «акции» по добыванию новой рабочей силы, никогда не превышало 631 000 человек (август 1944 года), т. е. всего 11 % от общего числа, так как пленные постоянно теряли работоспособность или умирали [31]. Так, в угледобывающей промышленности в первой половине 1944 года было зарегистрировано 32 236 «невыходов на работу» вследствие смерти или болезней, что на 1495 человек превышало численность вновь направленных на работу за тот же период. Важнейшей причиной этого было все еще недостаточное питание. Действие этого фактора усиливалось еще и тем, что рацион каждого отдельного пленного (как в угледобывающей промышленности) был поставлен в зависимость от производительности его труда [32]. Это означало, что и без того обессиленные пленные подвергались процессу всевозрастающего ослабления. Несмотря на негативные последствия этого для военной промышленности, германские власти были не готовы улучшить питание пленных. Это привело бы к снижению рационов питания немецкого населения, чего Гитлер не желал допустить любой ценой, чтобы не ставить под угрозу «боевой дух». Лишь в конце октября 1944 года, когда положение стало уже совершенно отчаянным, рационы советских военнопленных были приравнены к рационам немецкого гражданского населения [33]. Здесь вновь проявляется различие в обращении с военнопленными с обеих сторон. В то время как немецкие пленные получали равные с советским гражданским населением рационы, т. е. разделяли с ним голод, советские пленные должны были голодать, чтобы обеспечить лучшее снабжение немецкого населения. Фактор недоедания усиливался еще и тем, что в слишком многих случаях предприниматели, действуя из идеологического фанатизма или в неприкрытой погоне за прибылью методами рабовладельцев, пытались добиваться от пленных все более высокой производительности труда. При этом они руководствовались провозглашенным гауляйтером Заукелем, генеральным уполномоченным по вопросам рабочей силы, «высшим принципом… добиваться от военнопленных с Востока такой производительности труда, какой только возможно» [34].

Почему все это стало возможным? В конце концов, не в традициях германской армии было допускать гибель беззащитных пленных, не говоря уже о том, чтобы убивать их. На этот вопрос трудно ответить одной фразой. Верхушка руководства, основываясь на идеологических предпосылках, ненависти и презрении, а не на хладнокровно разработанной политике, исходила из того, что можно одновременно преследовать цели истребления и эксплуатации, не давая себе труда задуматься над последствиями. С самого начала можно было предвидеть, что проводимая политика, в особенности в области питания, должна была привести к гибели значительной части пленных. Но в окружении Гитлера сокращение численности славянских масс считалось провозглашенной целью. Очевидно, что он неоднократно давал понять в этом кругу, что гибель от голода советских пленных можно только приветствовать [35]. Но, с другой стороны, он заявил 17 октября 1941 года (когда на территории оккупированной Польши ежедневно погибало уже более одного процента пленных), что «с помощью трех миллионов пленных» «в течение следующих 20 лет» на завоеванных восточных землях будут построены автострады [36].

К этому времени принципиально важные приказы военного командования и пропаганда о «недочеловеке» давно уже создали общее впечатление, что жизнь советских граждан не представляет никакой ценности. Значительная часть вермахта, как офицеры, так и рядовые, подпала под влияние нацистской идеологии и была готова обращаться с «недочеловеками» соответственно. Примечательно, что уже в первые дни войны на Востоке не только подразделения войск СС, но и солдаты вермахта без приказа или отчасти даже вопреки категорическому приказу не брали пленных. Точно так же в руководстве многих лагерей царило мнение, что «чем больше этих пленных погибнет, тем лучше для нас» [37]. Практика истребления из тенденции превратилась в самостоятельно действующий фактор и не нуждалась более ни в каких приказах.