Квадратное время - Павел Дмитриев

– Совсем не курю, – вроде и не соврал, и заначка целее будет, ведь таким только покажи, мигом все до крошки вытащат. Тем более смысл второй половины фразы я в точности не понял, но на всякий случай обескураженно развел руками, добавив в ответ на удивленный взгляд: – Обычное дело для моего времени, кстати. Все о здоровье заботятся, физкультурой занимаются, хотя, надо признать, и живут лет до восьмидесяти в среднем. Это если в Японии или Франции, в России на десяток поменьше выходит…

– Ты лучше скажи, когда эсэсэсэр до доски дойдет? – нетерпеливо перебил мое многословие Гвидон. – Рвет меня это дело, вот как орлов на твоей бирке[124] увидел, так, считай, сна лишился, а потом и грязи наелся,[125] тебя разыскивая.

– Так и меня без документов в ЧК загребли, чужое имя и дело навесили, и вот, на Соловки отправили, – поспешил отдариться я. – Что до СССР, так он до 1992 доживет.

– Них…я себе, – ошеломленно замотал головой пахан.

И толкнул краткую энергичную речь из смеси матерных и блатных слов. Я же прикидывал, о каких фактах из истории страны стоит рассказывать, а какие – лучше бы придержать. Ну вот к примеру, зачем Степану Никодимычу знать об ядерном оружии? Или о космических кораблях?

– И какого х…я тебя в наш бедлам понесло? – отругавшись всласть, Князь Гвидон продолжил расспрос.

– Сам бы хотел знать, реально. Шел себе по улице к товарищу, никого не трогал, зашел в парадное, смотрю, что-то не то, покрашено не так, двери иные, вышел обратно на улицу – и хоп! Вместо 2014-го года в 1926-ом. Причем никакая наука нашего времени даже и помыслить не может о подобном эффекте! Только чудом или инопланетянами такое объяснить можно, и никак иначе.

– А назад откинуться? – с плохо скрываемой надеждой спросил Гвидон.

– Как только ни пытался, – неподдельно расстроился я. – И так заходил, и иначе, и ждал, и прыгал, в общем, все, что мог, сделал. Ничего не помогло.

– Галоши не заливаешь?[126]

Пахан поймал взглядом мои глаза, но я понял смысл вопроса по интонации и не подумал лукавить:

– Хоть чем поклянусь! – и добавил, попробовав призвать в союзники логику: – Если бы мог, зачем год на Шпалерке болтаться? Объяснился бы с чекистами, так и так, вышло чудо чудное, пользуйтесь, пока можно. А так… Ни документов, ни дороги домой.

– Ху…м маку не утрёшь, – явно расстроился Князь. – Но, погодь, вот не ковырнула бы моя братва твои картинки, так бы и сдался в ЧК?

– Ну да, – не стал запираться я. – Сами же видели, как документы оформлены, так что надеялся – поверят… А почему нет? Со знанием будущего многих ошибок можно избежать, миллионы людей спасти, ресурсы сохранить, если повезет – построить социализм не как получилось, а правильно, например, по-шведски или по-китайски.

– Ладно, брякай, что же нас ждет, – поморщился от моего пафоса пахан. – И без туфты!

Тут я пустился в подробный рассказ о будущем: «Дела в колхозах шли плохо. Не сказать, что совсем плохо, можно даже сказать – хорошо, но с каждым годом все хуже и хуже». То есть ничего не утаивал, но аккуратно преувеличил (да и преувеличил ли на самом деле?) быстро нарастающую жесткость расправ советского правительства с уголовным и политическим элементом в ходе реализации ошибок коллективизации, перегибов индустриализации, Голодомора, великой чистки 37-го года, строительства заполярных железнодорожных магистралей и добычи золота Колымы. Не забыл в деталях описать отечественную войну, вытянутую чудом и героизмом миллионов простых людей. И уже без особых деталей прошелся по основным вехам истории развитого коммунизма, вплоть до перестройки и раскола былой империи на кучку с трудом уживающихся между собой республик – устал шевелить языком, да и пахан явно вяло реагировал на события за горизонтом собственной жизни.

На грузинской войне 2008 года Гвидон совсем погрустнел. Не иначе осознал, что время крутых перемен не для пенсионеров, шансы пожить в свое удовольствие в замешивающейся круговерти не велики. Но вместо уточнений событий ближайших лет удивил меня приземленным, и в то же время актуальным вопросом:

– А нонче куда податься надумал?

– Не знаю, – честно признался я, про себя лихорадочно продумывая действия, которые не должны идти вразрез с планами урки и оставили бы мне хоть относительную, но свободу. – Очень уж не понравилось мне в гостях у ЧК. Боюсь также, что с документами, что без – сперва допросят качественно, с пристрастием, а потом расстреляют на всякий случай. То есть помочь стране хочется, но не ценой же здоровья или жизни!

– Барно! – довольно кивнул головой Князь Гвидон. – Дядин дом[127] живо учит, что пи…ду и титьку в одну руку не возьмешь.

Я же попробовал на вкус придуманную на ходу версию… И с ужасом осознал ее полную реальность. Все те страхи о звериной хитрости чекистов, своекорыстии и презрении к чужой жизни, что я досель уверенно и успешно гнал из своих фантазий, после увиденного с изнанки внезапно обрели объем, цвет и даже запах, тяжелый запах крови и го…на. Идея перекраивания истории, ведущая меня вперед все время после провала в прошлое, внезапно превратилась в глупую и очевидную ловушку, выход из которой надлежало найти как можно скорее. Аж слабость накатила, и как не вовремя-то!

К счастью, мои душевные метания прошли мимо внимания уголовного лидера. Он удивительно легко оставил в покое щекотливую тему моего целеполагания и деловито уточнил:

– Много нагрузили?

– Трешку. Перед тем еще год на Шпалерке промариновали.

– На траву тебе рвать не резон, проще отпыхтеть, – почему-то повеселел Князь. И неожиданно перейдя на нормальный язык, спросил прямо и в лоб: – Может быть, ты помнишь какие-нибудь клады, что в будущем отыщутся?

– Увы, – пришла моя очередь расстраиваться. – Что-то в новостях мелькало, но никаких подробностей…

– Дела знаменитые? Шармак? Мокруха? Скок?

– Только политиков, разве что, – чуть покопавшись в памяти, выложил я по одному знакомому слову: – Вот Кирова в 34-ом грохнуть должны, как-то глупо причем, из ревности. Народу под это дело репрессируют эшелоны. А еще Маяковский в 30-ом застрелится.

– Без мазы, – поморщился Гвидон. – И нужный номерок в скачках или в лотерее ты конечно не знаешь.

– Слишком давно, пожалуй, даже в интернете не найти.

– Что же еще? – пахан простецки почесал затылок, не обратив особого внимания на новое слово. – С авиаторами что-то намутить?

Это он уже от отчаяния, – понял я. Нет, самолетная тема в СССР популярна сверх всякой меры и смысла. Чуть не в каждой второй газете пишут то про иностранцев, добирающихся на крыльях аж до самой Австралии, то про нашего Громова, облетевшего всю Европу.[128] Вот только как на этом заработать хоть копейку? Тем не менее, я без особой надежды выложил единственный застрявший в памяти факт: