Фунгус - Альберт Санчес Пиньоль

Итак, он направился в горы, но, не дойдя до цели, по чистой случайности стал свидетелем Великой битвы.

Касиан укрылся за двумя скалами повыше поляны, где люди и фунгусы кромсали друг друга. Он глазам своим не поверил: солдаты в отчаянии обстреливали прущих на них со всех сторон башкастых чудовищ. Что это за твари? Касиан даже усомнился, не повредила ли рана его мозг. Может, все это ему почудилось? Но более всего ужаснула картина, открывшаяся в тот миг, когда выстрелы и крики стихли, а дым рассеялся.

Это был он! Тот самый филь де кана, сукин сын – Хик-Хик! Но нынешний Хик-Хик очень отличался от ничтожного слуги, который работал у него в остале: монстры подчинялись ему беспрекословно. Касиан быстро убедился в бесконечной покорности этих отвратительных существ. Сотни адских тварей послушно толпились вокруг Хик-Хика, преподнося хозяину величайший дар: победу. Из глоток вырывались пронзительные поскрипывания, словно твари тщетно пытались произнести имя своего повелителя: «Хик, хик, хик». Как бы то ни было, разобрать слова все равно не получалось, их заглушали шелест и треск беспорядочно движущихся конечностей и осклизлых тел и неразборчивый клекот: «Икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх».

Один из большеголовых монстров, напоминавший циклопа, усадил Хик-Хика себе на голову, словно царька, которого варвары носят на щите. Устроившись на голове одноглазого, повелитель сделал большой глоток вина из бутылки, пару раз выстрелил в небо из револьвера и ликующе, словно на карнавальном шествии, провозгласил:

– Я король Пиренейских гор!

Услышав эти слова, произнесенные на окситанском наречии, сотни и сотни монстров пришли в неописуемый восторг.

– Икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх! – верещали они.

Увидел всю эту сцену, Касиан понял, что вовсе не бредит, и пришел к единственному разумному выводу: Хик-Хик нашел источник Власти.

Не может быть.

Этого не может быть.

Он заплакал от ярости, сунул кулак в рот и куснул с такой яростью, что пошла кровь. Слезы душили его: посвятить жизнь поиску Власти и в результате увидеть, как какой-то подонок, жалкий воришка выхватывает добычу у тебя из-под носа. Но еще ужаснее было наблюдать за тем, как именно Хик-Хик пользуется своей властью. Сцена, в которой сотни монстров восславляют негодяя, казалась дикой, а не величественной. Возвышаясь над их гигантскими головами, Хик-Хик размахивал бутылкой, словно король карнавала. Он смеялся над своими чудовищными подданными, смеялся над самим собой, выкрикивая:

– Я король Пиренейских гор!

Больше всего поразило Касиана не то, как Хик-Хик издевается над его представлением о Власти, совсем наоборот: в душу закралось страшное сомнение, что представшая его глазам картина и есть точнейшее ее отображение. Вид шута верхом на чудовище наводил на мысль, что все короли, правители и придворные – такие же проходимцы, как этот тип, только головы их венчают короны, а не котелки, а властью их наделила чудовищная глупость подданных. Ему-то казалось, что Власть величественна, но, глядя на Хик-Хика, он понял, что суть ее заключается в идиотизме тех, кто ей подчиняется.

В душе Касиана рождалось чувство более сильное, чем обычная ненависть. Отныне он ненавидел Хик-Хика жестоко, безжалостно, безгранично. Тот ранил его и ограбил осталь. За одно это негодяй заслуживал мучительную смерть. Однако все его былые преступления не шли ни в какое сравнение с тем, что он совершил сейчас, завладев мечтой своего бывшего хозяина.

Касиан прицелился в Хик-Хика из двустволки. Тот был далеко, тем не менее пуля могла попасть в цель. Но когда он уже собирался нажать на курок, фунгусы задвигали крабьими конечностями и вместе с повелителем исчезли среди деревьев.

Он чертыхнулся, однако сомнений не оставалось: возможность убить негодяя ему еще представится. Спускаясь по склону, Касиан открыл для себя новую истину: лишь одного можно желать столь же сильно, как власти, – отмщения.

* * *

События, последовавшие за сражением, были связаны в первую очередь с Кривым.

После Великой битвы, когда Хик-Хик отправился почивать на матрас, сотканный из тончайшего мха, а солнце клонилось к горизонту, одноглазый фунгус высказал остальным необычную просьбу: похоронить павших.

Никто не понял, зачем ему это понадобилось. Даже Коротыш, первым спросивший Кривого: зачем? С какой стати должны они это делать? Но Кривой лишь невозмутимо повторил: мертвых надо похоронить.

Никто его не понимал, никто не сдвинулся с места, и только Коротыш вернулся на поле брани. Солнце пряталось за вершины, тусклая луна давно уже висела в алом небе. Маленький фунгус бродил туда-сюда. Его ноги с тысячами пальцев наступали на трупы мулов и лошадей, на мертвецов в синих мундирах, на погибших фунгусов. Коротыш присел на корточки перед одним из собратьев, и пальцы его коснулись головы убитого. Желтые глаза смотрели на него, пустые и тусклые. Температура тела изменилась: в отличие от людей, фунгусы после смерти не остывают, а нагреваются. Ощупывая пальцами мертвое лицо, Коротыш подумал: «Это тепло и есть смерть». Совсем недавно собрат был полон жизни, а сейчас превратился в ворох бесчувственных корней. Маленький фунгус погладил его щеки: никогда больше не сможет этот фунгус бегать, сражаться или трудиться. Никогда не поможет собрату выбраться из расселины. Из всех этих наблюдений Коротыш вынес единственное заключение: «Я жив, а ты умер. И мне этого не понять».

Фунгусы так и не получили ответа на свой вопрос: зачем хоронить погибших? Однако просьбу Кривого выполнили. Той ночью, пока Хик-Хик почивал, чудовища закопали своих собратьев. Неподалеку от входа в пещеру, на пологом западном склоне имелся безлесый участок, залитый лунным светом. Там фунгусы и похоронили своих мертвецов. Они вырыли ямы-воронки, опустили в них ноги-корни, поставили безжизненные тела вертикально и закопали по пояс. Когда последний из павших обрел могилу, фунгусы получили ответ на вопрос. Почему они хоронят своих дорогих собратьев? Потому что так надо.

Хик-Хик ничего не заметил: ни тайного свидетеля своего триумфа, ни поведения фунгусов после битвы. Всю ночь он проспал крепким сном. На следующее утро им овладела преступная решимость. Велью надо стереть с лица земли. Это утро станет зарей революции! Хик-Хик собрал фунгусов в нижнем зале Пустой горы, чтобы обратиться к ним с речью. В огромном пустом пространстве царил холод, а свод был так высок и мрачен, что от вида его становилось жутко. Хик-Хик встал на голову Кривого и спросил фунгусов, знают ли они, что такое армия. Не дожидаясь ответа, съязвил:

– Это компания вооруженных болванов, которые, как идиоты, идут за цветной тряпкой.

Подобное описание было шуткой, типичной для анархистов. Но фунгусы не засмеялись, они вообще никогда не смеялись. Хик-Хик же захохотал. Буржуазный строй создал армии, однако в ближайшем будущем его оплоту предстоит сразиться с армией совсем иного толка. Хотя, если по существу, в чем разница между обычной армией и его войском? Армия – это дисциплина, оружие, знамена и солдаты, которым хватает тупости умирать за чуждые им интересы. Его войско обладало всеми необходимыми составляющими: никогда прежде не знал мир более дисциплинированных солдат, чем фунгусы, поскольку ни один военный не подчинялся своему генералу так слепо. Что касается оружия, то монстры им не располагали, однако ни в чем подобном не нуждались, ибо сами были оружием. А вместо знамени можно снова поднять желтое полотнище с символом «()» в центре, которое они использовали в день Великой битвы. «Что ж, красотой мои солдаты не блещут, точнее сказать, они самые настоящие уроды», – сказал себе Хик-Хик. С другой стороны, разве армия не должна внушать ужас? Очень даже должна: ведь армия – это Власть! Он смотрел на свое войско и усмехался, словно предстоящий поход казался ему мрачной шуткой.