Фунгус - Альберт Санчес Пиньоль

Хик-Хик чувствовал себя счастливым – или почти счастливым, если только такие люди могут испытывать подобные эмоции. Он решил готовиться к походу и построил фунгусов в длинную колонну, а сам уселся в паланкин, который приказал смастерить для себя из стула и двух жердей. Паланкин понесут в самом надежном и защищенном месте: в центре колонны. Хик-Хик восседал надутый и важный, а Лысая Гусыня, словно кошка, устроилась у него на коленях, на полах пальто. С высоты своего положения Хик-Хик отдал приказ выступать в поход.

Нелепость происходящего вдохновляла Хик-Хика. Природа его войска представляла собой карикатуру на тот социальный строй, который оно атаковало, и это грело душу. Когда колонна вышла из Пустой горы и зашагала по горным тропам, ему пришло в голову, что для полного сходства с настоящей армией его войску не хватало одного: в походе солдаты поют.

– Пойте, негодяи, пойте! – заорал он на фунгусов и запел единственную песню, которую знал:

Сотни чудовищных глоток, с трудом подражая его пению, извергали гнусавые гласные звуки вперемежку с гортанными согласными, среди которых преобладали раскатистые и грозные «р». Фунгусы, что с них возьмешь! Хик-Хику пришло в голову, что он возглавляет не карикатурную армию, а предельно точное выражение сути любого войска. Возможно, думал он, его рать до крайности нелепа, зато она служит доказательством того, что любая армия абсурдна. Ибо, если разобраться, в чем разница между войсками фунгусов и людей? Отличие одно: в армии фунгусов бойцы – фунгусы. Быть может, они явились в этот мир, чтобы явить собой зеркальное отражение человеческого общества и показать все его низости. Восседая на паланкине, Хик-Хик сделал последний глоток из бутылки, швырнул ее на дорогу и утер губы рукавом пальто.

Впереди ждут великие свершения: он возьмет Велью штурмом и разрушит этот оплот реакции. Но сперва ему предстоит одно важное, очень важное дело. Нет, он ее не забыл. Ее. Майлис.

* * *

Перед штурмом Вельи Хик-Хик привел свою колонну в окрестности осталя, принадлежащего Майлис, и приказал фунгусам спрятаться в лесу. Оставив там свою армию, он двинулся вперед в сопровождении одного только Кривого. Они подошли к осталю в полном молчании, миновали ограду, и Хик-Хик осторожно заглянул в окно. В столовой завтракали Старик и Альбан. Майлис видно не было. «Должно быть, она работает наверху в своем маленьком кабинете, готовится к урокам или проверяет тетради», – подумал Хик-Хик: он не знал, что после его последнего визита Майлис решила отправиться в Велью и предупредить соседей.

Кривой был самым старым и самым умным фунгусом, Хик-Хик доверял ему больше всего и потому поручил важную миссию. Он указал на каменную изгородь вокруг дома и отдал фунгусу строгий приказ: никто не должен пересекать эту границу, ни одно живое существо. Кривой останется здесь и будет следить за тем, чтобы никто не проник на участок. После штурма Вельи начнется паника, и возможны самые непредвиденные события. Следовательно, перед изгородью должен остаться верный страж, который обеспечит безопасность обитателей осталя. Захватив город, Хик-Хик вернется за Майлис. В душе у него забрезжила слабая надежда на то, что в ближайшем будущем в их отношениях начнется новая глава. «Если я стану героическим борцом за Идеал, то, возможно, она увидит меня другими глазами», – сказал он себе и, посмотрев на фунгуса, настойчиво повторил:

– Защищай ее, слышишь? Защищай Майлис. Не позволяй никому заходить за ограду, ты понял? Это мой приказ: убей любого, кто попытается пересечь эту границу.

Перед уходом Хик-Хик совершил поступок, неожиданный для такого человека, как он: обнял Кривого, и это при том, что был трезв. Его охватила печаль.

– Мы с тобой – давние приятели, – сказал он фунгусу. – Помнишь прошлую зиму? Мы вдвоем в пещере, и кругом никого. Да, зима тянулась бесконечно.

Хик-Хик посмотрел на дом, а потом обернулся к колонне монстров. Они ждали у опушки леса, начиная проявлять нетерпение: двигали сотнями щупалец-конечностей, словно желая притянуть к себе своего повелителя. Но тот не спешил.

– Знаешь, что я тебе скажу? – сказал он Кривому. – Нам с тобой было лучше вдвоем. Ты да я, и никого больше. Но потерянного не вернешь. Не подведи меня, товарищ.

На прощание Хик-Хик дружески похлопал фунгуса по крепкому цилиндрическому тулову. На душе у него кошки скребли: вместо ликования он испытывал печаль. Затем вернулся к своему войску и уселся в паланкин. Лысая Гусыня впрыгнула ему на колени и устроилась поудобнее. «Га-га!» – одобрительно сказала она.

Итак, вперед! Носильщики подняли паланкин, и армия пришла в движение: желтое знамя развевалось над головами чудовищ. Хик-Хик посмотрел назад: Кривой стоял у изгороди неподвижно, словно каменное изваяние. По мере того как длинная колонна фунгусов удалялась от осталя, его одинокая фигура казалась все более величественной. Картина была достойна кисти какого-нибудь гениального художника: зеленый луг, изгородь из черного камня, старый дом, и прямо перед ним – невозмутимый могучий страж, готовый на любую жертву. Да, он правильно поступил, доверив охрану дома Кривому, самому лучшему и самому старшему из фунгусов. Майлис была в надежных руках.

Колонна чудовищ-убийц медленно двинулась в путь, но скоро пошел дождь, и Хик-Хика накрыло ощущение безысходности. Весна – наипротивнейшее время года. Ему срочно нужна крыша над головой. Он остановил отряд: в его распоряжении были сотни фунгусов, и Хик-Хик приказал им по-быстрому переделать паланкин, сплести навес из веток или что-нибудь в этом роде.

Десятки жадных до работы рук принялись за дело, а Хик-Хик ждал у дороги, пытаясь кое-как укрыться от наводящего тоску дождя. На небе толпились тучи, множество туч, серых, как булыжная мостовая. Дождь лил, лил и лил. Даже на дне морском не так сыро. Фунгусам никак не удавалось справиться с поставленной перед ними задачей. Чтобы найти себе какое-нибудь дело, раздосадованный Хик-Хик углубился в лес.

Это была темная чаща, напоенная влагой. Среди деревьев стояли те самые огромные грибы. Хик-Хик брел под сводом ветвей и дубасил кулаком направо и налево. С одной стороны, от нечего делать, с другой – от злости и раздражения, но так или иначе его кулак превращал грибы в фунгусов. Той давней ночью, когда он разбудил от спячки первое чудовище, им двигала любовь: он вонзил нож в шляпку Кривого, думая о ней, о Майлис, непривычное чувство зарождалось тогда в его душе. Сейчас, когда Хик-Хик продирался сквозь мокрые ветки, спасаясь от полиции и государства, им владело другое чувство – ненависть. Он ненавидел человеческое общество, ненавидел весь существующий миропорядок, ненавидел преследователей. По правде сказать, ненавидел он и фунгусов, от которых не мог избавиться. С каждым ударом кулака появлялся новый монстр, который покорно следовал за ним. Один, другой, третий. Дождь перестал. Через некоторое время он разбудил столько чудовищ, что у него заболели запястья.