Выпускник. Журналист - Мэт Купцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Город просыпается.
Машин на дорогах почти нет, лишь редкие тени проезжают мимо, как привидения, а одинокие прохожие, которые встречаются — будто выныривают из своих снов на этот свежий осенний воздух.
Я иду, чувствуя, как под подошвами шуршит гравий, а сверху, в небе, начинают проступать первые бледные оттенки рассвета.
Метро только открылось, и я направляюсь к ближайшей станции.
Спускаюсь по эскалатору, смотрю на рабочих, спешащих в утреннюю смену на заводы и фабрики, в магазины и парикмахерские.
Как же здорово жить!
Доехав до своей станции, пружинящим шагом поднимаюсь наверх, выхожу на улицу. Вдыхаю свежий воздух полной грудью. Общежитие рядом, но пока иду к нему успеваю передумать с добрый десяток мыслей.
Спустя десять минут уже открываю дверь в комнату, осторожно, пытаясь не разбудить соседей.
Но, как всегда, — Коля тут как тут. Слух у него, конечно, отменный. Уже проснулся, выкатил свои шары, смотрит на меня.
— Макар, какого? — ворчит он, приподнимаясь на локте и сверля меня взглядом. — Шесть утра, воскресенье, а ты тут как привидение бродишь!
Я усмехаюсь, снимаю куртку и бросаю её на стул.
— Извини, Коля, не мог раньше. Задержался немного, — говорю я. Но Коля, конечно, не унимается.
— Ага, задержался. В чьей на этот раз квартире? Дай — ка, угадаю. Нимфа в юбке, светленькая или темненькая? Пухленькая или худенькая? Серёга, который до сих пор мирно посапывал в углу, ворочается и, не открывая глаз, выдает:
— Черти, дайте хоть в воскресенье поспать… Макар, ложись уже. Сегодня до обеда можем дрыхнуть. Единственный день недели — воскресенье, и то не дают поспать.
Немного жалею парней, на свете так много всего интересного, а они дрыхнут, считая, что жизнь бесконечна, всё еще успеется.
Не, так это, ребята не работает.
Есть шанс — хватай его. Завтра может не наступить…
Сажусь на койку, снимаю обувь, и кидаю взгляд на парней, вытягиваю ноги и с удовольствием потягиваюсь.
Коля поднимается на локте и смотрит на меня с выражением деланой серьёзности.
Не обращаю на него внимание. Откидываюсь на подушку и смотрю в потолок.
Звуки утреннего города постепенно проникают в комнату через открытое окно. Всё как обычно, нореагирую я на них по — другому. Ценю что ли больше, чем раньше. Да, ночь была насыщенной, и я доволен, теперь можно отдохнуть.
Коля же, явно неготовый закрыть тему, ворочается на кровати.
— Ладно, Макар, признайся честно, не жалеешь, что так рано вернулся? Ведь мог бы ещё пару часов прихватить.
Пожимаю плечами, зевая.
— Знаешь, Коля, иногда лучше остановиться вовремя. Завтра новый день, новые свершения и победы.
Коля улыбается, Серёга что — то бормочет в подушку, и я закрываю глаза, позволяя себе на несколько часов уйти в долгожданный сон.
Утро воскресенья выдается особенным. Мои планы безжалостно рушатся.
— Сегодняшний день ты обязан провести с нами, — неожиданно сообщает мне Серёга, как только я просыпаюсь в обед.
— С какой стати? У меня свои планы.
— Так не пойдет, — вторят ему парни. — Макар, ты совсем от коллектива отбился. Деньги деньгами, а коллективу надо соответствовать.
— О чем вы? — сижу на кровати в майке и в трико, пытаюсь понять, что происходит. Ощущение такое, что ребята сговорились, решили сделать мне выволочку.
— Тебя Москва проверяет на вшивость, а ты уже поддался ей, — гундосит Колян.
— Мне не нравится этот разговор, — буркаю я недовольно.
— Ты слишком много работаешь, нужно знать меру. Учеба может пострадать. В конце концов, деньги не главное. Желудок не так важен, как сознание. Мы же советские люди, а не недобитые капиталисты.
— Так не страдает же. Я сдаю все зачеты, и сессию сдам на пятерки, вот увидишь.
— Тебя в партию не возьмут никогда. Стиляг туда не берут, — неожиданно выдает Серега.
— Я похож на стилягу? Ты хоть знаешь, кем они были?
— Надеюсь, что ты всего лишь стиляга, а не спекулянт, — выдыхает задумчиво Миша.
Бросаю на него злой взгляд.
— Чего? Это не я. Злые девчачьи языки болтают всякое о тебе.
— Что с фарцовщиками замешан, фирмачом прикидываешься, — заканчивает за него Серега. — Называй вещи своими именами.
— Да пошли вы, — бью кулаком по постели.
— Не надо так с нами. Мы к тебе с добром, ты наш друг.
Что меня нереально раздражает сейчас, так это то, что кто — то смеет лезть ко мне в душу и давать советы.
— Закрыли эту тему, — поднимаюсь, ухожу умываться
Глава 16
Возвращаюсь, парни уже обедают, ждут меня.
— Уха? Из консервы?
Серега кивает, молча ест дальше.
— Почему не мясо?
— Мы тут подумали, что пора нам учиться экономить.
— На черта?
— Не ругайся.
— Зачем? Надо работать, а не экономить.
— Студенты очного отделения не должны работать, — учит меня жизни Колян.
— Кто сказал?
— Так общество решило, у каждого свои цели ясные, задачи определенные. Мы — комсомольцы должны учиться, коммунисты — строить наше общество, работники ударного фронта — работать, вести нас в светлое будущее. Вот закончим вуз, получим корочки, и станем тем самым ценным капиталом — людьми с корочками — кадрами, кующими победу социализма над всем миром.
Не знаю, как объяснить этому парню, глубоко верящему всему, что он слышит, что всё не то, чем кажется. А люди, которые голосят с трибун об этом самом фантастическом «светлом коммунистическом» будущем, уже сегодня живут хорошо, катаются как сыр в масле, и не думают, где завтра и на что купить продукты или зимние сапоги для детей, растущих так быстро, как грибы после дождя.
Понимаю, что мои мысли крамольные, поэтому цежу сквозь зубы:
— Не вопрос, догоним и перегоним, — и молча, уплетаю хлеб с ухой.
После обеда дежурный уносит мыть посуду, я же с осуждением смотрю на Колю, который обложился учебниками.
— Сегодня воскресенье, — напоминаю ему.
— И? Что это меняет?
— Вы весь день пытались объяснить мне, что я должен жить по законам студенческого времени. Воскресенье дано нам, чтобы отдыхать.
— А кто будет повышать свой интеллектуальный уровень? — округляет глаза.
— Колян, ну не заходит тебе история журналистики, не можешь вызубрить имена, даты, брось это дело, — цедит Серега.
— Как же я сдам?
— Учись технике сдачи у Терехиной! — хохочет Мишаня.
— Это как?
— На коленках раскладываешь учебник с закладками по билетам, и переписываешь.
— А если поймают? Отчислят? — Колян бледнеет.
— Первый курс, фундаментальные предметы идут. Общегуманитарные дисциплины — философия, риторика, история. Литература, русский язык, история и теория журналистики. Античная литература, литература Средних веков и эпохи Возрождения. Никаких тебе экспериментов. Вот на втором курсе добавят предметов по специальности, будешь париться, а пока