Жук золотой - Александр Иванович Куприянов

издательскими делами штата, а также с нравами и бытом коренного населения?» Последний пункт был включен советской стороной, как непременное условие культурного обмена делегаций журналистов двух великих стран. Был, кажется, 1986 год. Перестройка начиналась. И нас, русских, опять зауважали.

Я смело попросился в Северную Дакоту. И я захотел познакомиться с жизнью и бытом североамериканских индейцев сиу. Они давно интересовали меня. Потому что я хотел проверить: действительно ли нижнеамурские нивхи похожи на сиу? Или существует только красивая, но несостоятельная теория выдумщиков-ученых.

Лидеры Ассоциации, люди немолодые и консервативные, переглянулись, но сказали о’кей! Почти на все наши пожелания они отвечали о’кей. Оказывается, в столице штата, городе Бисмарке, проживает один миллионер. Он очень известный и очень успешный бизнесмен. У него бизоньи ранчо, поля пшеницы, телеканал, две газеты и мега-яхта на озере Лонг-Лейк. Хотя он и немолод – ему за семьдесят. Но самое интересное оказалось в другом. Другое было, похоже, с моей точки зрения, на рояль в кустах.

Владелец заводов, газет, пароходов, пшеницы и бизоньих ферм в каком-то поколении был выходцем из тех самых североамериканских индейцев, которые так интересуют меня! Вот там, оказывается, в чем все дело!

Поверить в то, что индеец в Америке стал миллионером, я не мог. Хотя первые сомнения насчет того, что негров (афроамериканцев) в Америке по-прежнему вешают, а индейцы загибаются от голода в своих резервациях, тогда меня уже посетили.

В Дакоту я прилетел вдвоем с известным журналистом – красавцем и умницей, работавшим ответственным секретарем влиятельнейшей советской газеты. Назовем его Игорем. Нас привезли сначала на виллу, а потом и на мега-яхту миллионера и попросили подождать полчаса. Яхта называлась «Silver Buffalo», что в переводе с американского значило «Бизон Серебристый». Или – Серебряный. Судно действительно с берега напоминало красивого светло-серого быка с мощным загривком, приготовившегося к прыжку. Нам сказали, что яхта названа так в честь хозяина, чьими предками были охотники прерий. Может, подумал я, в Ассоциации нам не наврали? И никакого рояля в кустах нет? Не могут же они за считанные дни раздуть пропагандистскую пургу такой силы?!

Слово «пиар» я тогда еще не знал.

Потомок индейцев задерживался. Он встречал какой-то срочный и важный самолет с побережья. Из памяти вылетело имя миллионера. Но звали его, совершенно точно, не Билл Кровавое Яйцо и не Джон Тетива Тугого Лука, а как-то иначе. Вполне себе не по-индейски.

Я не запомнил его имя по двум причинам. Во-первых, он вошел в кают-компанию для приема гостей, обнимая за талию свою жену. Вот уж ее-то имя я помню совершенно точно. Она затмевала своего мужа. Красавица-индианка новой генерации. Она была с нежно-фиолетовым, почти сиреневым, цветом кожи. Тридцатилетняя Джессика с филологическим, как оказалось позже, образованием и знанием французской песенной поэзии, виреле, XVI века. Филология и поэзия нас как-то сразу сблизили. У нее было открытое на спине, почти до пояса, платье. И почти так же – спереди. Грудь не просто угадывалась. Она открывалась для обзора, как два острова. Вполне себе обитаемых. Позже я узнал, что женские наряды такого покроя называются коктейльными платьями.

В дальнейшем Джессика интересовала меня гораздо более, нежели поголовье бизоньих стад и тиражи издательской империи ее мужа. Да и сами индейцы племени сиу – тоже. Если сказать совсем честно, они меня практически в ту ночь уже не интересовали. При виде Джессики мое врожденное этнографическое любопытство притухло. Точнее, оно перешло в другую плоскость. И даже не плоскость. Скорее – в умопомрачительное наблюдение за островами.

Во-вторых, когда он вошел в достаточно просторный зал-каюту для гостей, я оторопел и чуть не поперхнулся от доброго глотка виски. Несмотря на свой вид – прекрасный джинсовый костюм, голубая шелковая сорочка и узконосые туфли-мокасины, передо мной стоял… старый Фунтик! Шаман и отшельник, живущий в зарослях черемухи. Сходство было ошеломляющим. Несмотря на то что Бизон Серебристый – назовем его так – был стройнее, выше и благороднее амурского аборигена. Усиливала сходство седая коса, выбивающаяся на затылке из-под ковбойской (но – тоже фетровой!) шляпы.

Оказалось, что Бизон в шестидесятые хипповал, и косичка – не только наследственная традиция мужчин из племени сиу, но и дань конопляной молодости.

Мне также показалось, что Джессика похожа на кэгн Фыйлюк – доброго духа шамана Фунтика. Дело, разумеется, не только в том, что, по моим предположениям, ее две колдовские груди могли заменить четыре шаманских из подросткового полусна-полубреда.

Впрочем, наверное, мне просто хотелось, чтобы она была похожа на Фыйлюк. Я уже придумывал новый сюжет для своей поэмы. Я тогда еще писал стихи. Или – для своего нового ожога.

Бизон подвел Джессику ко мне первому. Знакомиться с русскими перестройщиками. Мне кажется, он заметил мою оторопь. Вообще, он был очень внимательным человеком. И в течение дальнейшей встречи, в каком бы уголке кают-компании он ни находился, он зорко вычислял мое приближение к Джессике и мгновенно оказывался рядом. Стройный дедок-миллионер мог вполне носить имя даже не Орлиного Взгляда. А если быть совершенно точным – Ястребиного Когтя.

Бизон делал стойку не зря. Между нами случилось то, что называется ударом тока. Если хотите, назовите случившееся ожогом. Улучив свободную минутку, скорее – даже секунду, она, как бы между прочим, спросила меня: «Ты видел фильм про пилота и дочку миллионера?»

Я молча кивнул головой.

И ее почти синие ноздри дрогнули.

Мы все понимали без слов.

В одном американском фильме, точное название которого подзабыл, но там было слово «лисы», герой, потерпевший катастрофу летчик видит впервые свою любимую, и они тут же лезут под стол – целоваться и обниматься на виду сидящей на пресс-конференции толпы пилотов и журналистов.

Моя карьера тогда была в расцвете. Я был первым заместителем главного редактора самого молодого и самого перестроечного издания в стране. Никакого крушения не предвиделось. Пока. Но в принципе я был готов совершить нечто подобное герою упомянутого фильма. Мне кажется, что и Джессика – тоже. Иначе она не спросила бы меня про фильм.

Такое случается только один раз в жизни. Я не мог упустить своего шанса. Я не хотел думать о последствиях. В Москве меня ждала верная жена. Да и Бизон, понятно, был отнюдь не противен Джессике.

Бизон, помимо прочих достоинств, оказался неплохим этнографом. Он полностью удовлетворил мое любопытство по части индейцев сиу. И тогда я спросил Серебристого: слышал ли он что-либо о нивхах, живущих на Сахалине и в лимане Амура? Бизон, может быть, первый раз за вечер посмотрел на меня не с интересом матерого быка, стерегущего свою бизониху от наскоков беспородного бычка, а с любопытством ученого, рассматривающего под микроскопом незнакомую личинку. Он понял, что о сиу