Завтра октябрь. Несветские истории - Елена Есина

Однажды, до всех этих историй, Арина с дочерью отдыхали в Болгарии. Лежа одна ранним утром на пляже (Дашка всегда вставала поздно), Арина услышала диалог пожилых людей, занимавших соседние лежаки:

– Чего у нее во рту, песок, что ли? – ворчала бабуля.

– Ну может и песок, она ж все в рот тянет.

– Так наестся же песка!

– Ничего она не наестся, что она тебе, утка, что ли? Ты принесла соску с компотиком?

– Нет, только с водичкой.

– С водичкой, – бурчал дед, – я ж специально сварил вчера компот из черной смородины, и в соску уже налил, не видела, что ли?

– Видела, что-то не взяла, давай сейчас схожу, – засобиралась бабка.

– Схожу, схожу! Сиди уж, перебудишь сейчас молодежь, пусть хоть здесь высыпаются. Пошли к воде!

Арина с улыбкой переводила взгляд с бабушки на дедушку. Им было уже хорошо за семьдесят, наверно, девочка была их правнучкой. Жизнь они пожили большую и, возможно, разную. Бухтели они друг на друга от души, а глаза их скрещивались любовно на годовалой крохе. Они взяли ее с двух сторон за руки и тихонько пошагали к морю несовершенными походками. Старикам подпортили походку больные суставы, а малышка только училась ходить.

«Где продается возможность жить долго? Быть счастливой меня, кажется, научили. Надо просто жить тем, что принадлежит тебе».

В понедельник, собираясь в больницу, Арина еще раз проверила сверток одежды, приготовленный ей до операции на лимфоузлах. В нем лежали две фотографии. Одна – с Дашкиной свадьбы, пригламуренная фотошопом, там Арина снята в парике, ее она подписала – «на похороны». На другой, которую она подписала «на памятник», Арина сияла своей красивой улыбкой, была еще при своих волосах, и вообще, при всем своем. Фамилия только была Игоря. Арина попросила Настю похоронить ее под фамилией, доставшейся ей от отца. Ни-че-го чужого ей было не нужно.

Магнитно-резонансный томограф диагностировал не инсульт, а растущий в основании мозга метастаз. Рос он активно, за пару недель буквально усадив Арину в инвалидное кресло. Метастаз обездвижил левую сторону туловища, прикрыл правый глаз, лишил возможности говорить нормально. Арина с трудом могла передать сиделке свои нехитрые желания. Только благодаря Настиным связям Арину взяли на сложнейшую операцию и на химиотерапию. Но все попытки вернуть Арину к нормальной жизни были тщетны. Славка обеспечил хороший уход и круглосуточную сиделку, Настя лечение, но нужно ли это было Арине, уже никто не мог знать. Она смотрела одним глазом из жутковатой пустоты пространства своего пережатого мозга, периодически била одной рукой по кровати зачем-то. Что именно просила Арина, догадаться бывало сложно, хотя желания ее сводились к простым жизненным функциям. Может, даже она хотела прекратить эти функции, но никто не понимал ее «азбуку Морзе»: ей меняли памперс, вливали в катетер пишу или ставили обезболивающий укол. Периодически на каталках ее возили на обследования, проводили какие-то реанимационные мероприятия, и доктора, которые раньше знали Арину красавицей, не узнавали ее, и ахали, прочитав имя на больничной карте.

Славка строил дом, Аринин дом. Он помнил слова Насти, что пока будет строиться дом, Арина не умрет. Он пристраивал веранду, потом дворовые постройки и не собирался сдаваться. Зачем-то надо было ему иметь возможность приезжать к ней в больницу и держать ее за теплую руку.

И все-таки в один поистине прекраснейший момент для Арины все кончилось. Она мотыльком выскочила из своего тела, боясь, чтоб ее не заметили реаниматологи и не втянули обратно в эту тесную, разросшуюся злокачеством кожаную тюрьму. Легко миновала она стены, больничный парк и воспарила в небо. Арина стала свободой и легкостью. Она стала самым прозрачным светом и стала ответом на все вопросы. И ответ этот был «Да»! Все, что кто-либо хочет, все то – я и да! – неслось через Арину.

«Мне теперь можно, потому что я бестелесна! Я легко перетекаю из предмета в предмет и из сути в суть. Меня также трудно уловить, как истину, растворенную в смыслах. Я не запутаюсь и не увязну ни в чем, у меня нет мозга. Я не помню цифр. А сейчас я забуду буквы».

– Арииинаааа! – прокричала она стаей крупных птиц, пролетавших где-то над африканским континентом.

– Риииинааа! – ответила она самой себе эхом в горах Памира.

– Инннааа! – проржала она табуном диких лошадей где-то в прериях Северной Америки.

– Н-нннаа! – сочной, пенистой волной стукнулась она о новозеландский берег…

– Ааааааааа! – растворила она последнюю букву своего имени блаженным дыханием ветра по всей земле.

Ее имя для нее больше не имело значения. Все значения она оставляла живущим.

– Живите, разбирайтесь. Может, у вас это получится лучше, чем у меня.

Пациентка рассказывала, до сих пор она одна – ей нужен был олигарх и не меньше. Она с юности варилась в той тусовке. Почему нет? Так вот возил ее один нефтяник на их профессиональный какой-то форум. Проходил он, по-моему, где-то под Питером. Человек в возрасте, может, слегка за пятьдесят, а может, больше, просто выглядел неплохо. Жили они в одном номере, спали в одной постели. Вика тихо радовалась, что никто ничего с нее не спрашивает. Ложится себе человек в койку, мило желает спокойной ночи и засыпает.

На людях все было правильно, тесно Михалыч ее к себе прижимал, они сидели рука в руке, ноги в тугую косу, глаза, говорит, делал такие, мачо давал настоящего.

Или, рассказывает, проходим мимо корта, ему знакомый кричит:

– Михалыч, пойдем партию в теннис!

– Да, у меня вот хороший теннис! – и показывает на свою подругу, молодую, в то время еще модельной внешности, Вику.

Ну два-три дня Вика порадовалась, но солнце, вино, тусовки со знаменитостями – голова покруживает-ся, настроение играет разными нотами. И к тому же присмотрелась за это время к Михалычу – хороший, не дурак, щедрый. Знала, что неженат. Она свободна практически, если ее что и держало, так это собственная привязанность к одному абсолютно никчемному и небогатому человеку. А не богатство в планы Вики не входило. У Михалыча дом в одном из поселков между Рублевкой и Новорижским – за день не все обойдешь, командировки сплошные и очень, очень много денег. Завелась, короче, Вика. Стала сама сокращать телесную дистанцию в номере.

Закончилось все, не начавшись. Какое-то минутное бодание, и отвалился человек на другой бок. Утром, сославшись на дела, улетел. И сколько бы Вика ему ни звонила, больше она его не видела.

– Вот, – говорю я Вике, – с такими нефтяниками в отношения лучше вступать в первую брачную ночь, после подписания брачного контракта.

Ну это так, для затравочки. Я вот про что хотела.

Может, такими кривыми путями человечество придет к тому, от чего ушло. Очень все торопятся.

Нынешний век – век быстрой связи. СМС, Интернет, машина, офисный стол, гостиница, сауна… Что называется, продолжите список. И нет этого робкого ухаживания, приглядывания, узнавания осторожного, постепенного. Сладостного, даже приторного затягивания отношений. Радостных открытий в человеке единства, родства. Восторга от этих открытий. Нет очарования! сплошные «разо-»!