Безмолвие девушек - Пэт Баркер

В такие мгновения никто не в силах остановиться и повернуть назад. И Ахилл подозревает, что Патрокл пребывал в этом состоянии – или близком к нему – все утро.

Все равно. Приказы есть приказы, и им следует подчиняться. Разумеется, он поздравит его, похлопает по спине на глазах у воинов, нальет чашу лучшего вина, подаст ему за ужином лучшие куски мяса, будет воспевать его доблесть и возносить благодарности богам… Но позже, когда они останутся наедине, он поставит ублюдка на место. Просто придется – нельзя спустить ему это с рук. Но, конечно, он дождется, пока Патрокл поймет все сам, и тогда он скажет… Что же он скажет?

Ахилл резко останавливается и смотрит в бронзовое зеркало. На его отраженном лице нет и намека на злость – на нем написан лишь страх. Страх, что он ничего уже не сможет сказать Патроклу. Это добивает его. Ахилл сворачивается в постели, еще хранящей запах Патрокла, и произносит его имя, снова и снова, словно сам звук этого имени мог предотвратить катастрофу.

– Патрокл.

И снова, громче:

– Патрокл.

* * *

На поле боя Патрокл слышит голос Ахилла и на мгновение теряет бдительность. Но и этого мига достаточно, потому что внезапно перед ним возникает Гектор. Патрокл пытается вскинуть меч Ахилла, но уже слишком поздно. Гектор вонзает копье ему в бок – оно прошивает его с легкостью, – и вот Патрокл уже на земле, извивается, как рыба на суше. Вокруг темные силуэты троянцев загораживают свет.

– Ахилл! – кричит он.

Кровь течет из раны, и дух его уносится во тьму. И снова:

– Ахилл…

* * *

Ахилл вскидывает голову. В какой-то миг он услышал, как Патрокл зовет его. Патрокл?.. Нет, этого не может быть. Хотя голос и мужской, что тоже странно, ведь воины все до одного отправились в бой. В лагере остались одни женщины. Осознание этого горечью отзывается в сердце.

Ахилл знает, кому принадлежал этот голос, но страшится думать о том, что это могло значить. И поэтому твердит себе: нет, это была чайка. Иногда их крики удивительно схожи с человеческими голосами…

Он поднимает глаза к потолку и пытается молиться. Но молитвы всегда даются ему с трудом – он сын своей матери и слишком хорошо знает богов. Он произносит несколько неуклюжих слов и бросает попытки. Нет смысла торчать здесь. Пора возвращаться на корабль. Впрочем, если наступление продолжается теми же темпами, то скоро они пропадут из виду.

Он подходит к двери и вновь слышит свое имя. На этот раз ошибки быть не может. Значит, они возвращаются! Богам лишь ведомо, почему, но они возвращаются.

Ахилл распахивает дверь и выходит на веранду, ожидая увидеть, как двор наводняют люди и лошади. Но там по-прежнему никого. Кругом тишина, и лишь где-то в отдалении дверь скрипит на петлях.

Обратно на корабль, посмотреть, что происходит. Он уже взбирается по канату, но вдруг замирает. Глаз выхватывает какое-то движение. Наконец-то он замечает: лошади несутся во весь опор, в клубах пыли показывается колесница. Он вдруг осознает, что должен остановить колесницу, не дать ей приблизиться – ведь если это произойдет, ему придется услышать худшее. Ахилл собирает всю свою волю, чтобы отбросить колесницу назад, но даже он не в силах остановить время или загустить воздух.

Он делает глубокий вдох и спрыгивает на песок. Идет к центру площадки и стоит в ожидании неизбежного. Все вокруг замирает, даже ветер задерживает свое дыхание.

Белое солнце. Резкие черные тени. Безмолвие.

На протяжении дня я сидела за столом, растирая травы. Рокот битвы, раскатистый поначалу, постепенно отдалялся, и к полудню слышен был лишь приглушенный гул за горизонтом. Время от времени приходили раненые – всё легкие ранения – и всякий раз приносили хорошие вести. Хорошие для греков. Троянцы отброшены, Патрокл с мирмидонянами пробились к воротам. Не исключено, что к вечеру Троя падет.

Вести расходились по лазарету, и скоро все, кроме самых тяжелых раненых, смеялись и пели. Походные гимны, слезливые песни о доме и матерях, романтичные песни о женах и любовницах, и всё чаще – песни о Елене.

Все они верили, что ее супруг, Менелай, брат Агамемнона, убьет ее, как только вернет, – он сам говорил об этом много раз. Кое-кто считал, что это было бы слишком расточительно. Сначала отыметь ее, а потом убить.

Они распевали куплеты до хрипоты и требовали крепкого вина. Но Махаон запретил давать им вино, и мы не могли ослушаться его наставлений. Затем наступило затишье. Я разносила кувшины с водой. В шатре стояла нестерпимая духота, воздух был вязкий от запаха крови. После полудня шум битвы вновь стал приближаться. Воины переглядывались. Почему? Неужели греков отбросили? Вскоре последовал наплыв раненых, и с ними пришла чудовищная весть: Патрокл мертв, убит Гектором. Теперь шло сражение за его тело. Троянцы пытались забрать его за крепостные стены, греки же отбивали его. Кто-то из воинов рассказывал, что видел, как Гектор схватил Патрокла за ногу, в то время как Алким и Автомедон ухватились за обе его руки.

– Я думал, они разорвут его надвое.

Мертв. Я не могла поверить в это, хотя знала, – с того мгновения, как он появился в доспехах Ахилла, – что нынешний день окончится его смертью. Я чувствовала, что должна разыскать Ифис – легче было думать о ее скорби, чем о собственной, – но не могла покинуть лазарет при таком количестве раненых.

Поэтому я не была там, когда Ахилл получил известие. Но Ифис смотрела со ступеней веранды, все видела и слышала. Антилох, младший сын Нестора, мальчишка, боготворивший Ахилла, сообщил ему о гибели Патрокла. Едва отзвучали его слова, Ахилл издал громкий вопль и рухнул на колени. Он рыл руками грязный песок и бросал его себе в лицо и волосы. Антилох, испугавшись, что он выхватит кинжал и убьет себя, схватил его за предплечья и держал так. На крик из хижин выбежали женщины и обступили его, и Ахилл лежал, окруженный ими, лишенный сил.

«Внезапно поднялся ветер, взялся словно из ниоткуда, – рассказывала Ифис. – Он задувал в щели под дверьми, трепал гривы и хвосты лошадей, взметал пыльные вихри. Небо потемнело, и плотные черные тучи заволокли солнце».

Антилох растерянно озирался.

– Что происходит?

И тогда они увидели ее, идущую со стороны моря. В серебристо-серых отблесках молний ее кожа и волосы отливали металлом. По толпе прошел ропот.

– Фетида…

Имя передавалось из уст в уста, и внезапно все подались назад. Кто-то падал на колени, касаясь лбом сырого песка, другие толпились в дверных проемах или прятались в хижинах и захлопывали двери. Все пытались убраться, лишь бы не становиться свидетелями этой встречи. Даже Антилох отпустил Ахилла и забился в тень хижины.