Безмолвие девушек - Пэт Баркер

Патрокл опустился в кресло.

– Махаон в порядке.

– Хорошо.

Снова молчание.

– И это возвращает нас к предыдущему вопросу. Почему ты плакал?

– Потому что я не каменный – чего не скажешь о тебе.

Ахилл с шумом втянул воздух.

– Что…

– Нет, Ахилл, нет. Хотя бы раз выслушай меня. Я был в лазарете; там столько раненых, что и ступить негде. И они ставят еще один шатер, потому что люди по-прежнему прибывают. На обратном пути я слышал, как ликуют троянцы. И вечером, в то время как они станут жарить мясо на кострах, мы будем сжигать мертвых. И ты знаешь, что можешь положить этому конец.

– Чего ты хочешь от меня?

– Сражайся!

– Ты знаешь, я не могу.

– И как ты уживаешься с самим собой? Как ты спишь?

– Не я это начал, Агам…

– Ох, только не начинай…

– Я знаю, тебе надоело выслушивать все это. Но от этого оно не перестанет быть правдой.

– Значит, ты хочешь, чтобы тебя таким запомнили? Человеком, который сидел и дулся, в то время как его товарищи сражались и погибали? Ты уверен?

– Я не могу.

– Тогда позволь мне.

– Тебе?

– Что? Так сложно представить?

Ахилл помотал головой.

– Нет, не в том дело…

– Или ты думаешь, воины не пойдут за мной?

– Пойдут, я это знаю.

– Так что же?

Ахилл молчал и напряженно думал.

– Если я облачусь в твои доспехи, они решат, что это ты. Я имею в виду, троянцы. – Патрокл выдержал паузу. – Они мне впору – ну почти.

Этот оценивающий взгляд. Если прежде Патрокл видел в нем лишь любовь и привязанность, то теперь он пробирал до дрожи. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы продолжить:

– Этого хватит, чтобы отбросить их.

– Да, и ты станешь мной.

– Знаю, но…

– И не для кого-нибудь – для лучшего из них. Гектора.

– По твоим словам, я ничего не стою.

– Нет, это не так. Но ты – не я.

Неловкое молчание.

– Мне все равно, что со мной будет.

– А мне – нет!

Не в силах устоять на месте, Ахилл пересек комнату, прошел обратно, встал прямо перед Патроклом и произнес:

– Может, это и сработает…

– Конечно, сработает, я и не сомневаюсь. Стоит им увидеть эти доспехи, и они не смогут думать ни о чем другом.

– Верно. – Ахилл опустился в кресло. Он тяжело дышал, как если бы кто-то ударил его в живот. – Но как только они отступят, ты вернешься. Мне все равно, как хорошо все пойдет, – ты вернешься. И второе: ты не вступишь в бой с Гектором.

– Я не намерен удирать от него…

– Ты не вступишь в бой с Гектором. Понятно?

Молчание.

– Это мое условие.

– Хорошо, согласен.

Патрокл встал и глубоко вздохнул. Комната как будто сжалась вокруг него. Ему хотелось выйти, заняться чем-нибудь, двигаться… Но он знал, что должен остаться.

– Когда сообщим воинам?

– Перед ужином. Прежде, чем все напьются до потери чувств. Хочешь обсудить тактику?

– Тактика простая: выйти за траншею и биться как демоны. – Патрокл неожиданно рассмеялся. – Не терпится сказать им. Их ничто уже не сдержит, они неделями рыли землю копытами.

Ахилл смотрел на него с грустью.

– А ты знаешь, я когда-то мечтал, что мы вместе возьмем Трою…

– Только ты и я?

– А почему нет?

– Кажется, ответ вполне очевиден.

– Только не мне.

В этот раз Ахилл рассмеялся, но только на миг.

– Значит, в твоих мечтах все другие мертвы?

– Полагаю, что так.

– Твои собственные воины? Все?

Ахилл повел плечами.

– Ты знаешь, что ты чудовище?

– Как ни странно, да. – Ахилл положил руку ему на плечо. – Ладно, пойдем есть.

Правила изменились. До недавних пор женщинам в стане Агамемнона настрого запрещалось покидать хижины – теперь от нас требовали, чтобы мы вышли ободрить воинов, когда они отправятся на поле битвы.

За час до рассвета в ткацких мастерских не осталось ни души. Даже женщинам из лазарета пришлось идти. Я дотянула до последнего и поплелась к месту сбора. Оставалось только гадать, зачем Агамемнон требовал нашего присутствия: в лучшем случае от нас удавалось добиться лишь вялых выкриков. Но затем воины с копьями стали обходить наши ряды, требуя от нас более воодушевленной поддержки.

Все в тот день было по-другому. По всему лагерю разнеслась весть, что Ахилл смягчился и наконец-то вступит в бой. Я не верила в это. Я слышала, как он безоговорочно отверг дары Агамемнона. Что должно было произойти за это время, чтобы он переменил свое решение? Разве что имело место еще одно предложение, тайное… Сделка. А если так, то была ли я ее частью? Никто не удосужился сказать мне об этом.

Я огляделась, стараясь прочувствовать общее настроение. В лазарете слухи о том, что Ахилл позабыл обиды и снова готов сражаться, не вызвали особого подъема. Слишком поздно, говорили раненые, слишком мало сил. Но то были раненые. Когда же я покинула лазарет, то видела вокруг лишь радость и воодушевление.

Но нигде не царило такого ликования, как в стане Ахилла. Не в силах удержаться, я накинула на лицо и плечи вуаль и прошла через ворота. Я знала, что Рица по возможности прикроет меня. Облаченные в доспехи, мирмидоняне кружили по площадке, нетерпеливые, точно волки, почуявшие кровь. Позади них, в конюшнях, вычищали лошадей Ахилла, так что шкура отливала на солнце. Когда же появился сам Ахилл и взобрался на мачту своего корабля, чтобы держать слово, поднялся одобрительный рев. Только странно было видеть его одного и без доспехов. Почему он был без доспехов, тогда как все остальные облачились? И я нигде не видела Патрокла, хотя ему следовало бы ждать в колеснице, с поводьями, накрученными на пояс.

Когда Ахилл закончил говорить, дверь хижины распахнулась – и вышел Ахилл. Повисла мертвая тишина. Вместо приветственного гула – гробовое молчание. Не думаю, что воины были удивлены, они явно понимали, что происходит, – но в тот миг, когда две копии Ахилла сошлись и встали лицом к лицу, мороз пробежал по коже. Как будто тень легла поверх солнца. Мгновением позже воины искупили свое молчание криками, топотом, ударами мечей по щитам, барабанами и трубами… Но первой их реакцией был ужас, тот особенный страх, который люди испытывают перед чем-то необъяснимым. Во всем равный Ахиллу, Патрокл стал его двойником, призраком, что возвещает человеку скорую смерть. Я знаю, Ахилл почувствовал это, видела, как переменилось его лицо. Однако он быстро оправился. В действительности он и прервал молчание, поднявшись по ступеням и заключив Патрокла в объятия.