Безмолвие девушек - Пэт Баркер

Нестор тонко улыбнулся.

– Я бы сказал, морская богиня.

– Неважно. – Агамемнон забрал у меня кувшин и налил себе еще вина. – Что он вообще имел в виду? Ничто не стоит его жизни… Вот что бывает, когда головорез вроде Ахилла пытается думать.

– Нет смысла теперь рассуждать об этом, – сказал Нестор. – Он дал ответ и не собирается менять своего решения. Вопрос в другом: что нам делать?

– Мы сможем к вечеру спустить корабли на воду? – спросил Агамемнон.

– Что, бежать? – вскинулся Аякс.

Нестор не обратил на него внимания.

– Они нападут. Разве что попытаться спустить корабли на воду и отбиваться… Нет, нам остается только одно.

– Драться, – сказал Аякс.

– Да, – произнес утомленно Нестор. – Драться.

Повисло долгое молчание. Агамемнон переводил взгляд с одного на другого, словно ждал, что кто-то найдет выход.

– Мирмидоняне еще с нами, – промолвил Нестор.

Агамемнон взглянул на него так, словно старик окончательно выжил из ума.

– Полагаю, они поддержат Ахилла.

– Ну не знаю… Происходящее им не по нраву. Когда Ахилл сказал: «Меня оскорбили, мы отплываем домой», – их это устроило. Но этого они не понимают. Сидеть в сотнях миль от дома и ничего не делать?

– Они почитают Ахилла, – сказал Аякс. – Они никуда не пойдут без него.

– Он прав, – согласился Одиссей. – Ахилл ведет их в бой.

– Нет, – возразил Нестор. – Ахилл воодушевляет их.

Агамемнон задумался.

– А за Патроклом они последуют?

– Сомневаюсь, – сказал Одиссей.

– А я уверен, – сказал Нестор. – Он неплохой воин – и превосходный возничий. Мирмидоняне уважают его.

– Да, только есть один изъян, – заметил Одиссей. – Он даже подтереться не может, не спросив позволения у Ахилла.

– Откуда тебе знать? Мы не знаем, что происходит между ними за закрытыми дверьми. Никто не знает.

Одиссей ухмыльнулся.

– Думаю, все знают, что между ними происходит.

– В любом случае, – произнес Агамемнон, – это может сыграть нам на руку. Патрокл – сын царя. Неужели он хочет войти в историю как катамит[1] Ахилла? Потому что к этому все идет…

Аякс залился краской.

– Я ни о чем таком не знаю. Но уверен, что Патрокл не сделает ничего, что обидело бы Ахилла.

– Да, но пойми же, – объяснил Нестор, – Патрокл его не обидит. Он может помочь ему, ибо я сомневаюсь, что Ахилл в восторге от происходящего, – он сам загнал себя в угол. И я не думаю, что он рад этому.

– Пожалуй, ты прав, – сказал Одиссей. – И, должен признать, эта мысль нравится мне все больше. Стоит попробовать.

– Возможно, – нехотя промолвил Агамемнон. – Нестор, почему бы тебе не выведать у него все?

– Если б можно было поговорить с ним наедине… – проворчал Одиссей. – Они повсюду вместе.

– Ну, – произнес Нестор, – я попытаюсь.

Агамемнон хлопнул его по спине.

– Славный муж… Что ж, – он огляделся, – думаю, сегодня мы ничего уже не придумаем, а завтра нас ждет тяжелый день.

Я стояла за его креслом и ждала возможности улизнуть. Еще прежде я сняла ожерелье и положила на резном сундуке у его кровати. Без него я чувствовала себя обнаженной и уязвимой. Когда все стали расходиться, я подобралась поближе к выходу. Но в последний момент, когда дверь захлопнулась за Одиссеем, Агамемнон произнес:

– Нет. Останься.

Я приняла безучастный вид и вернулась в комнату.

Патрокл долго не возвращался. Чтобы проводить Одиссея и Аякса до ворот, ушло бы не так много времени.

Ахилл взял лиру, снова отложил, налил себе вина, но не стал пить. Собаки прислушивались к звукам в коридоре и тихо скулили. Ахилл нагнулся и погладил их.

Да, не вы одни.

Когда же Патрокл наконец вернулся, вымокший и растрепанный, вид у него был как у дикого животного, чьи глаза порой сверкали в темноте среди дюн. Комната словно сомкнулась вокруг него. Он приблизился к очагу, притворно потирая руки, будто замерз сильнее, чем это было на самом деле, – чтобы сесть поближе к огню и не смотреть на Ахилла.

– А ты не спешил.

Патрокл тщетно пытался скрыть раздражение.

– Это было грубо, – произнес он наконец.

– Насчет дохлой свиньи? Не тревожься, Одиссей не передаст этого.

– Нет, Ахилл. Брисеида. Это было грубо.

Ахилл поерзал в кресле.

– По крайней мере она не солгала.

– Она ни слова не проронила! – Патрокл отогнал собак. – Чего ты хочешь, Ахилл?

– Пусть признает, что был не прав.

– Но он не может. Одиссей знал, что ты ждешь извинений, он просто не мог выразить их.

– В таком случае он зря потратил время.

Патрокл сел в кресло, и собаки устроились у его ног.

– А это было занятно в каком-то смысле.

– В самом деле? Значит, я что-то упустил.

– Да. Одиссей, такой умный, такой красноречивый, такой…

– Лицемерный.

– Но в конце концов пронял тебя Аякс.

– Нет. Не пронял.

Патрокл взглянул на него.

– Признай это.

Ахилл взял полено и без всякой надобности подбросил в огонь.

– Как она?

– А ты как думаешь?

– Я не мог поступить иначе.

Патрокл упрямо молчал.

– Ладно, выкладывай уже.

– Нам следовало отплыть домой. Нет, послушай. Послушай. Ты осуждал Агамемнона, когда тот сказал своим воинам, что война окончена и они отправляются домой…

– Конечно, осуждал. Я в жизни не слышал ничего глупее.

– Но как ты не понимаешь, что поступаешь точно так же? Меня оскорбили, здесь нам больше нечего делать, мы отплываем домой. И все это приняли. Но почему-то мы все еще здесь. Они уже представляли, как вернутся к женам и детям. Это непросто. Непросто созывать людей каждое утро и упражняться без всякого толку.

– Я знаю, как это непросто, – и ты блестяще справляешься. Думаешь, мне это неведомо? – Ахилл протянул руку и распустил его волосы. – Ладно тебе, что они говорят?

– Всё как обычно. Что ты невыносим, что мать вскормила тебя желчью.