Арбузный король - Дэниел Уоллес

— Слушаю, — сказал я, — конечно.

— Да, мой сын — парень что надо! — Он с чувством хлопнул меня по плечу. — А теперь иди покажись народу. Порадуй отца.

Он не был моим отцом. В этом я нисколько не сомневался. Я знал, что при встрече со своим отцом — настоящим отцом — я сразу это почувствую. Что-то внутри меня, какой-нибудь доселе не задействованный орган, наверняка подаст сигнал, или же я угадаю его присутствие шестым чувством, на клеточном уровне. Ничего подобного не произошло в мелочной лавке. Роберт Оуэнс был просто чужим человеком, который, по его словам, когда-то занимался сексом с Люси Райдер, что я автоматически отнес к категории «избыточной информации». Размышляя таким образом, я вышел на улицу, где, как с невидимой стеной, столкнулся с ярким, режущим глаза светом и тяжелым, раскаленным воздухом. Еще не было и десяти утра, но солнце пекло с полуденной силой. Когда я дошел до перекрестка, всего в полуквартале от магазина, мои рубашка, брюки и даже носки промокли от пота.

К этому времени здесь собралось человек пятьдесят. Около дюжины зрителей — многие из них попивали кофе — расположились вокруг приставной лестницы, на верхних ступеньках которой стоял человек, прикреплявший веревкой один конец транспаранта к фонарному столбу. Прочие мелкими группами стояли вдоль тротуара.

— Леди и джентльмены, прошу внимания!

Это был Карлтон Снайпс, который взгромоздился на решетчатый ящик из-под молочных бутылок, установленный посреди улицы. На нем была белая рубашка с короткими рукавами, под мышками потемневшая от пота, и серые брюки; галстук он не надел. И без того чрезмерно — чтоб не сказать карикатурно — интеллектуальный, он казался еще интеллектуальнее, стоя на ящике и глядя на всех сверху вниз.

— Сегодня знаменательный день для всего Эшленда! — провозгласил он. — День, которого мы все ждали на протяжении долгих и трудных лет. Друзья мои, сегодня я поднялся на этот деревянный постамент, чтобы сообщить вам великую новость: время ожидания закончилось! Предначертанное сбылось. Эшленд возвращается к прежней жизни! Что этому причиной, спросите вы? А причиной этому один молодой человек. Молодой человек, который — возможно, сам того не сознавая — способен вернуть Эшленду его былое процветание, сделать наше славное прошлое нашим сегодняшним днем. Леди и джентльмены, позвольте продемонстрировать вам живую связь между тем, чем мы некогда были, и тем, чем мы собираемся стать в скором будущем. Откроем двери наших домов и наши сердца сыну Эшленда и сыну известной вам Люси Райдер — Томасу Райдеру!

Горожане разразились аплодисментами, криками и одобрительным свистом. Снайпс узрел меня с ящика-постамента и подозвал к себе взмахом руки. Когда я приблизился, он шагнул вниз, уступая мне свое место. Я поднялся на ящик, оглядел собравшихся и помахал им рукой — я просто не знал, как еще поступить в данной ситуации. Они мне зааплодировали, и в тот же миг над толпой раскрылся доселе свернутый транспарант. Радостный шум усилился, происходящее начало напоминать цирковое представление: пара за парой пускались в пляс, все быстрее кружась под транспарантом и с каждым кругом задирая головы, чтобы прочесть надпись, гласившую:

ЭШЛЕНДСКИЙ ЕЖЕГОДНЫЙ АРБУЗНЫЙ ФЕСТИВАЛЬ!

21 июля 2001 года

Старейший фестиваль Америки!

Спешите увидеть Короля!

Простояв так несколько минут, я слез с ящика и начал пробираться сквозь толпу. Казалось, никто больше не обращал на меня внимания. Они были слишком увлечены своей дикой пляской, при этом вопя и взвизгивая, как бесноватые.

«Боже мой, — думал я, — боже мой, боже мой…», переводя взгляд с одной кривляющейся фигуры на другую. Я привык воспринимать новые для меня явления этого мира как нечто вроде посылки в простой оберточной бумаге, сорвав которую я смогу увидеть, пощупать, почувствовать запах — и таким образом понять, с чем имею дело. Но такой подход не срабатывал в Эшленде. Я был в растерянности. Возьмите нормального, среднего человека, поставьте его посреди цирковой арены, на которой идет представление, и скажите ему, что вот это и есть реальная жизнь, — я чувствовал себя здесь примерно так же, как этот человек. Я вспомнил об Анне, которая сейчас находилась на нашей ферме. Мне не следовало оставлять ее одну. «Я должен сейчас же ехать обратно к ней», — подумал я и ощутил радостное облегчение при этой мысли. Но едва я выбрался из пляшуще-орущей толпы, как чья-то рука легла мне на плечо, и я почувствовал на своей шее чужое дыхание.

— Томас… Томас Райдер, — прозвучал у моего уха шепелявый, слегка заикающийся голос. — Ты, может быть, обо мне не слышал, но я тебя знаю. Если у тебя здесь вообще может быть друг, так этот друг — я. Погоди немного, я должен тебе что-то рассказать. Это касается твоего прошлого. И твоего будущего тоже. Надо успеть переговорить, пока нам не помешали. Ты должен узнать всю правду про короля, Томас. Я говорю об Арбузном короле. Думаю, ты в курсе, что на каждом фестивале обязательно есть Арбузный король, — вот уж кому не позавидуешь!

Хотя я никогда прежде не слышал этого голоса, я узнал его с первых же слов, как узнал и руку, прикоснувшуюся к моему плечу. А чуть погодя, обернувшись, я узнал и это жуткое перекошенное лицо.

— Игги, — сказал я.

— Конечно, Игги, кто же еще? — ответил он, быстро оглядывая толпу вокруг нас; его зрачки, едва заметные в узких щелях между век, тревожно метались вправо-влево. — Я должен рассказать тебе про короля. Может, ты и без меня уже знаешь. Он всегда едет самым последним.

Он говорил быстрым шепотом и как будто все время что-то жуя — табак или, может, какие-нибудь листья. Эта его манера говорить также показалась мне давно — хотя и смутно — знакомой.

— На парад выезжают несколько платформ от всяких там обществ. Я могу перечислить: «Кивание»,[6]Торговая палата, Общество городских предпринимателей, «Дочери павших конфедератов», «Дочери Союза», «Дети свободного Эшленда». А после всех едет король. — Он приоткрыл и слегка скривил рот, что в его случае, видимо, предполагало улыбку. — В руке он держит скипетр — так они называют сухой арбузный хвостик, — а его корона вырезана из арбузной корки. С этой штуковиной на голове любой человек смотрится идиотом. Будь он хоть писаный красавец от рождения. Даже ты, мистер Томас Райдер, даже ты в такой короне запросто сойдешь за идиота. Получается, что короля как бы прославляют, но при этом и унижают перед всеми. Прославляют за то, что он должен сделать для города, а унижают тем, как он должен это сделать.

Он снова попытался улыбнуться. Я опустил глаза. На ногах Игги были стоптанные синие кроссовки, у одной из которых развязался шнурок, и его концы волочились по пыльной мостовой.