Влюбиться в эльфа и остаться в живых - Александр Талал

Николай вошел в комнату, окинул ее взглядом:

– Единственный компьютер в квартире. Наверное, вдвоем пользовались. Давай.

Женя включил системный блок. Заурчал пропеллер вентиляционной системы, монитор засветился, приветствуя пользователя.

Поначалу не обнаружив ничего полезного, Женя отметил опцию «показывать скрытые файлы». Тогда в «Моих Документах» ему в глаза бросилась папка, озаглавленная «АБ». Александр Бурмистров? Папка была запаролена, при нажатии всплывало специальное окошко для введения кода из четырех знаков. Не задумываясь, Женя ввел имя «КАТЯ». Папка не открывалась. Николай почесал усы.

– Он прислал тебе книгу. Он хотел, чтобы ты продолжил его дело.

Дрожащими пальцами Женя вписал собственное имя. Возможно ли? Он щелкнул по клавише ввода.

Теперь не оставалось сомнений, что Александр возложил на него все свои надежды. Именно он отвечал за спасение Кати Бурмистровой, и не только ее. Узнав то, что он узнал за последние сутки, Женя чувствовал, что от него сейчас зависит не одна судьба.

* Т * Р * Е * М * И * С * Е * Е * Б * С *

– Как – жив? – вилка Макара Филипыча зависла над тарелкой ризотто с мидиями в чернильном соусе. – Кто – жив?

Чернила каракатицы мелко капали с зубчиков на рис, наводя на Корнея черную тоску. В гастрономических предпочтениях Принц Эльфийский игнорировал свою тягу ко всему британскому, поскольку считал холопской, незамысловатой едой эти их примитивные комбинации мяса и картошки, плюс капуста, если включать Ирландию; все эти пироги с почками, стейки, беконы, картофель жареный, картофель тушеный, пюре с луком, ростбиф и сосиски, уже не говоря о рыбе с картошкой фри. Тем не менее, от владельца ресторана, который Принц облюбовал в этом году, требовалось заказывать мидии и чернила каракатицы из Корнуолла. Владелец исправно сообщал, что так и делает, но Корней ему не верил. Мидии на вкус ничем не отличались от черноморских, а каракатицы вообще не водились в северных морях, он узнавал. Корней приберегал свои подозрения на черный день, когда нужно будет перенаправить обращенный гнев правителя на кого-нибудь другого.

Смутное предчувствие подавало ему отчаянные знаки, что этот момент настал, но, глядя стеклянными глазами в экран плазменного телевизора, куда-то сквозь сводку новостей, Корней никак не мог придумать, как органично и невзначай вставить каракатицу в разговор о национальной безопасности. Чтобы вернуть внимание Корнея к своей персоне, Макар Филипыч швырнул вилку на стол, оставляя на скатерти чернильные брызги.

– Степанов жив?!

– Это хорошо или плохо? – решил на всякий случай поинтересоваться Корней. Дело в том, что вместе с Петей и Серым он все утро разбирал квартиру орка Степанова чуть ли не по кирпичику, не зная, что то же самое до него уже проделала Раиса Леонидовна из вражеского лагеря. Поиск эльфийской охраны был более тщательным, чем попытки управдомши, и продолжался до сих пор. Тем не менее, десятый октагон обнаружен не был.

Макар Филипыч поднял холеную руку в знак молчания и прибавил звук на телевизоре. От того, что вещал эльфийский – эльфийский! – репортер, Корнею захотелось свернуться калачиком где-нибудь на мусорной свалке и тихо умереть.

– …их трогательная история уже разнеслась по всему городу. Несмотря на восьмисотлетнюю вражду между нашими народами, среди москвичей нашлось немало симпатизирующих влюбленной парочке. Возможно, потому, что проведенное нами эсэмэс-голосование было анонимным. Кто-то даже процитировал известного оркского писателя Ремарка: «Люди живут чувствами, а для чувств безразлично, кто прав». Применимо ли это к нечеловеческим расам?..

Выключив телевизор и заметно помрачнев, Макар Филипыч отодвинул от себя тарелку, поскреб вилкой по скатерти и, наконец, ответил на вопрос Корнея:

– Это хорошо. Потому что мне нужен его октагон. И это плохо. Потому что так, глядишь, мы до перемирия докатимся.

Корней выдохнул. Вроде пока пронесло. Но вилка в руке Принца была согнута дугой.

Николай Петрович видел перед собой набор слов из разряда «с точки зрения банальной эрудиции» и «экспроприация экспроприаторов является автоматическим продуктом исторической действительности в ее материальных внешних условиях». Он не мог избавиться от мысли, что и раньше, более-менее всю свою сознательную жизнь, начиная класса с пятого, лелеял подозрение, что за такими строками кроется что-то совсем другое. Это подозрение только что подтвердилось, когда Женя сообщил ему, что видит на мониторе третьим глазом не то, что видит Николай своими двумя. Текст был написан шрифтом, о существовании которого в программе «Ворд» Женя не помнил. Фонт назывался «Ther Dye».

Выбрав «выделить все» и переведя фонт в более привычный Times New Roman, Женя предоставил Николаю возможность лицезреть то же. Страницы документа были испещрены картинками амулетов и заметками к каждому амулету – когда изъят, при каких обстоятельствах, кому принадлежал. Напротив многих стояли пробелы, а возле некоторых значилось неопределенное «1895–6???» или «XVI век». Время от времени попадался восьмиугольный бронзовый медальон с буквой в древнерусском стиле. Таких было с десяток, и, наткнувшись на четвертый по счету, Женя ощутил покалывание в груди, трепет узнавания чего-то родного, но чего именно, пока не понимал. Он остановил просмотр. На восьмиугольнике была вычеканена буква «Т»; это его и смущало отчего-то.

Напротив медальонов с буквами Бурмистров не написал ничего, кроме дат. Когда Женя вдумался в значение цифр рядом с картинкой, на которой остановился, то заволновался еще больше. В поисках поддержки своего предположения он повернулся к Николаю. Николай, в свою очередь, повернулся к нему, и Женя увидел в его глазах такое же выражение, которое наверняка Николай наблюдал сейчас в его собственных: настороженная полудогадка и примесь столбняка от возможных последствий правильности этой догадки.

Даты у бронзового восьмиугольника с буквой «Т» были такие: «1914–1918». Ни Женя, ни Николай не произнесли ничего вслух, но у обоих крутилось в голове одно и то же. Первая мировая. Женя крутанул колесико компьютерной мышки назад, лихорадочно выискивая предыдущий октагон, помеченный буквой «Е».

Здесь хронология гласила «1803–1814». Женя глянул в сторону Николая с сомнением.

– Наполеоновские войны, – хмуро произнес следователь, смущаясь своей осведомленности. – Еще продолжались отголоски, Наполеон бежал с Эльбы в пятнадцатом году, Марат пытался завладеть троном, но… Это послевкусие.

Следующая дата тоже была знакома Николаю, и смутно Жене. 1861–1865. Американская Гражданская война, война Севера и Юга.

Дальше пришлось воспользоваться услугами поисковика. 1337–1453. «Столетняя война», разгоревшаяся из конфликта между претендентами на французский престол, в который были вовлечены Англия, Португалия, Фландрия, Дания и не только. 1864–1870. Парагвайская война, или война «тройственного альянса», в которой население Парагвая, сражаясь против троих соседей, сократилось более чем вдвое. 1618–1648. Тридцатилетняя война в Европе. В одной Германии потери гражданского населения составили шесть миллионов. 1894–1895. Японо-китайская война…