Спорт королев - Дик Фрэнсис

По опыту Челтенхема я полагал, что в течение первой мили Девон Лоч будет замыкающим. Обычно это самая трудная часть Большого национального стипль-чеза, потому что все рвутся вперед «подальше от неприятностей». Большая опасность этих соревнований – упавшие и потерявшие всадника лошади, которые сами по себе носятся по скаковым дорожкам. И конечно, ближайшим скакунам, идущим за упавшими, тоже грозит падение, потому что им трудно выбрать свободное место для приземления.

К утру дня соревнований мысленно я провел уже несколько дюжин скачек и пришел к заключению, что надо рискнуть и взять старт не спеша. Весь предыдущий день и все утро я был так погружен в свои мысли, что ни с кем не перемолвился словом.

Королева, королева-мать и принцесса Маргарет пришли посмотреть на двух своих лошадей, Девон Лоча и М'ас-Тю-Вю. Когда я вышел на парадный круг, они наблюдали, как проводят скакунов, и, поздоровавшись со мной, сказали, что, по их мнению, Девон Лоч в хорошей форме.

Хотя мы беседовали спокойно, но возбуждение и надежды носились в воздухе. Питер Кезелт помог мне вспрыгнуть на Девон Лоча, а Артуру Фримену на М'ас-Тю-Вю, и с добрыми напутствиями от королевской семьи мы выехали на скаковую дорожку.

Старт прошел удачно, участников было меньше, чем обычно, двадцать девять, четыре лошади сошли после первого барьера. М'ас-Тю-Вю шла впереди, а Девон Лоч после второго препятствия в середине заезда. Но вскоре я понял, что Девон Лочу не нравится такая малая скорость, он бежал в хорошем ритме и у каждого препятствия удлинял шаг. Никогда еще я не работал с такой удивительной лошадью. Он чисто и с запасом перелетал через очень трудные барьеры Эйнтри. Находил правильное место для прыжка и выполнял свою работу так умно, что мне оставалось только сидеть спокойно в седле и не мешать ему. Подбадривания или понуждения Девон Лочу не требовалось.

Обычно в Большом национальном стипль-чезе работа жокея настолько сложная, что получать удовольствия от скачки уже нет ни сил, ни времени – Девон Лоч превратил скачку в наслаждение. Обычно лошади отталкивают друг друга, чтобы занять то место для прыжка, какое им больше нравится, – Девон Лоч шел так легко, что у него оставалось время выбрать место и выполнить прыжок без помех.

Мы одолели «Бечерс», и «Кэнел-Терн», и «Валентайн», и у нас возник только один тревожный момент, когда лошадь Домета, которая шла впереди по внутренней стороне дорожки, споткнулась, прыгая через открытый ров с водой, и я краем глаза увидел, что она сейчас упадет. Она растянулась по другую сторону рва и перекатилась на то место, где должен был приземлиться Девон Лоч. Но мой несравненный Девон Лоч буквально в воздухе изменил направление, коснулся земли в шаге от неуклюже пытавшейся встать Дометы и без колебаний продолжал скачку.

Это была такая скачка, о какой можно только мечтать. Падавшие и потерявшие жокеев скакуны не мешали нам, потому что Девон Лоч ловко обходил их и прыгал все лучше и лучше. Он чисто одолел «Чейер» и ров с водой и шел уже впереди среднего эшелона заезда. М'ас-Тю-Вю шла сразу за нами, но она неправильно рассчитала прыжок через открытый ров с водой и сошла с дистанции.

На следующей миле Девон Лоч без труда обходил лошадь за лошадью. Когда мы в очередной раз подошли к «Кэнел-Терну», то были уже вторыми, но мой скакун так великолепно шел, что не было смысла спешить.

Никогда еще в Большом национальном стипль-чезе мне не приходилось сдерживать лошадь. «Не торопись, мой мальчик, не торопись», – говорил я. Никогда еще я не чувствовал такой запас силы, такую уверенность в своем партнере и такую веру в победу.

Теперь впереди шли только три лошади, и я заметил, как они устали, а Девон Лоч после каждого препятствия вырывался вперед и у последнего уже шел первым. За двадцать ярдов до последнего барьера я понял, что он правильно подходит к месту для прыжка, и он так стильно взлетел, будто это было не последнее из тридцати препятствий, а первое.

Это был лучший момент в моей жизни.

Теперь я знал, что чувствует человек, выигравший Большой национальный стипль-чез, хотя я его и не выиграл. И все, что случилось потом, не может омрачить этих секунд восторга, когда Девон Лоч шел к победе. Есть старая поговорка, которая точно отражает мое состояние: «Лучше выиграть и потерять, чем вообще не выигрывать».

В те ужасные минуты, когда Девон Лоч упал, я обреченно стоял на дорожке и искал глазами хлыст. Я швырнул его от злости и обиды на жестокость судьбы, и теперь было бы глупо поднимать его.

Девон Лоча отвели в его бокс, участники заезда прогалопировали мимо, а я принялся искать хлыст, чтобы оттянуть время. Мне предстояло пережить длинный путь назад в раздевалку, унизительное сочувствие громадной толпы зрителей, любопытство одних и смущенную неловкость других. Мне нужно было побыть одному, чтобы прийти в себя. Спаситель явился в лице водителя машины «Скорой помощи», который, будто угадав мои мысли, ткнул большим пальцем в кузов у себя за спиной:

– Влезай, старина.

Я влез, и он довез меня до паддока, остановив машину возле комнаты «Первой помощи», так что я мог, минуя огромную толпу возле главного входа, незаметно пройти в раздевалку. У меня на всю жизнь сохранилась благодарность к нему.

Когда я медленно переодевался, вошел Питер Кезелт.

– Дик, пойдем в королевскую ложу, они хотят видеть тебя.

Мы вместе поднялись по лестнице. Естественно, он так же переживал страшное разочарование, как и любой бы тренер на его месте, но, наверно, еще болезненнее. Потому что с ним такое уже было. Двадцать лет назад лошадь, которую тренировал Питер, шла первой и растянула ногу у самого финиша. Такая невероятная неудача не должна повторяться.

В королевской ложе стояла такая тишина, будто давно отзвучавшие по всей Британии восторженные крики миллионов глоток в адрес Девон Лоча грузом молчания легли на Их величества. Да к тому же и сказать было нечего. Королева и королева-мать старались утешить меня, говоря, как красиво вел скачку Девон Лоч. Я, в свою очередь, пытался объяснить, как искренне сочувствую им, что мы с Девон Лочем не сумели пройти эти последние пятьдесят ярдов.

– Но ведь это скачки, – возразила Ее величество королева-мать. Но и она, и королева были явно опечалены и расстроены тем, что случилось.

Питер Кезелт вместе со мной спустился вниз, и мы пошли в конюшню проведать Девон Лоча. Он лениво жевал сено и выглядел так, как и должна выглядеть лошадь, только что проведшая трудный заезд. Никаких других признаков болезни или чего-то такого не было. Когда мы вошли, он поднял свою умную голову и посмотрел на нас, я потрепал его по холке, а Питер Кезелт ощупал ноги, нет ли там какого скрытого воспаления или ушиба. И ноги оказались в порядке, холодные и крепкие.

Я стоял близко к Девон Лочу, прижавшись головой к его шее. «Ох, Девон Лоч, Девон Лоч, что же с тобой случилось?» – мысленно спрашивал я его. Если бы он мог ответить.

Мы вернулись в раздевалку, печально попрощались, я забрал Мери, и вместе с отцом и моим дядей мы молча поехали по той же дороге, по которой с такой надеждой спешили утром на ипподром. Я все еще не мог осознать случившееся, и не помню, чтобы когда-нибудь чувствовал себя таким несчастным.