Касты. Истоки неравенства в XXI веке - Изабель Уилкерсон

Это приписываемое афроамериканцам веселье противоречит страшной истории белого произвола в отношении невольников, чья деградация была развлечением для господствующей касты. Известен случай, когда два плантатора из Южной Каролины обедали вместе на одной из своих плантаций. Они коротали время, обсуждая своих рабов и размышляя, обладают ли рабы способностью к истинной религиозной вере. Плантатор-гость сказал, что не очень верит, что они способны к вере.

Хозяин дома считал иначе. «У меня есть раб, который, я верю, скорее умрет, чем откажется от своего Спасителя»[197], – сказал он.

Гость поднял хозяина на смех и потребовал доказательств. Итак, хозяин вызвал того самого невольника и приказал ему отречься от своей веры в Господа Иисуса Христа. Невольник подтвердил свою веру в Иисуса и просил прощения. Хозяин, стремясь донести свою точку зрения до товарища-рабовладельца, продолжал просить человека отречься от Иисуса, а тот, как и ожидалось, продолжал заявлять о своей вере. Затем хозяин хлестал порабощенного человека, теперь уже за непослушание, и продолжал хлестать его, оставляя раны до костей. Верующий невольник «умер в результате столь жестокого обращения».

Точно так же солдаты Третьего рейха использовали для развлечения ослабленных и истощенных еврейских заключенных. Командир отряда СС, который руководил строительством полигона в Заксенхаузене, заставлял заключенных прыгать и поворачиваться, как танцующие медведи вокруг лопаты, чтобы потешиться самому. Один из них отказался танцевать, за это командир отряда СС взял лопату и забил его ею до смерти[198].

Каждый поступок, каждый жест был рассчитан на то, чтобы напомнить подчиненной касте в этих никак иначе не связанных между собой кастовых системах о полном господстве доминирующей касты над прочими. Как писал писатель XIX века Уильям Гуделл, высшая каста «претендовала на абсолютное владение самой человеческой душой»[199].

Дегуманизация – стандартная процедура, сопутствующая обособлению одной группы от другой. При этом возникает монументальная задача натравить свою группу на оппонентов. Это война против истины, против того, что очевидно глазу и было бы понятно сердцу, если бы к нему прислушивались.

Для того чтобы дегуманизировать другого человека, недостаточно просто заявить, что он не человек. Это не может произойти случайно – напротив, это постепенный процесс, программирование. Требуются энергия и поддержка, чтобы отрицать то, что самоочевидно в другом представителе своего вида.

Труднее дегуманизировать человека, который стоит перед вами и льет слезы о потерянном любимом человеке, как на его месте поступили бы и вы, или морщится от боли, как вы, или, как вы, смеется над двусмысленным замечанием. Трудно дегуманизировать человека, которого вы знаете лично. Вот почему люди и группы, которые стремятся к власти и разделению, не беспокоятся о дегуманизации человека. Лучше выжечь позорное клеймо на целой группе.

Дегуманизируйте группу, и вы совершите работу по дегуманизации любого отдельного человека в ней. Дегуманизируйте группу, и вы изолируете их от тех, кого хотите возвысить, и запрограммируете всех, даже некоторых жертв дегуманизации, больше не верить тому, что видят глаза, больше не доверять своим собственным мыслям. Дегуманизация отдаляет не только внешнюю группу от внутренней, но и тех, кто находится в группе, от их собственной человечности. Она прививает рабам иерархии групповое мышление. Кастовая система основана на дегуманизации, призванной изолировать маргинализированные категории от норм гуманности, чтобы любые действия, направленные против них, считались разумными.

И нацистская Германия, и Соединенные Штаты превратили в своих странах группы – евреев и афроамериканцев – соответственно, в недифференцированную массу безымянных, безликих козлов отпущения, амортизаторов коллективных страхов и неудач каждой нации. Германия обвиняла евреев в поражении в Первой мировой войне, в том позоре и экономических трудностях, которые выпали на долю страны после ее поражения, а Соединенные Штаты обвиняли афроамериканцев во многих своих социальных бедах. В обоих случаях люди были объединены за одну стигматизирующую черту, их делали нечеткими и неразличимыми в рамках подготовки к эксплуатации и зверствам, которым они будут подвергаться. Индивидуумы больше не были личностями. В конце концов, индивидуальность – это роскошь, которую предоставляет господствующая каста. Индивидуальность – это первое отличие, которое подлежит стигматизации.

Мы с сожалением осознаем чудовищно быстрое уничтожение 6 миллионов евреев и 5 миллионов представителей других наций во время Холокоста. Возможно, мы не так хорошо знакомы с обстоятельствами, ставшими причинами этого ужаса, и с миллионами, которые пострадали в трудовых лагерях Третьего рейха, с процессом дегуманизации, предшествующим этим злодеяниям, и ее взаимосвязью не только с человечеством, но и со злом, которое она влечет.

Выполняя невольный труд, разделенные океаном и эпохами и евреи, и афроамериканцы тем не менее подвергались программе целенаправленной дегуманизации. По прибытии в концентрационные лагеря евреев лишали одежды и предметов их прежней жизни – всего, что у них было. Им брили головы, сбривали бакенбарды, пышные усы и уложенные волосы. Они больше не были индивидуальностями, они переставали быть личностями, с которыми можно было считаться, взаимодействовать, которых надо было принимать во внимание.

Во время утренней и вечерней переклички их иногда заставляли часами стоять в ночи, поскольку офицеры СС пересчитывали тысячи человек, чтобы проверить, нет ли среди них беглецов. Они мерзли под стылым ветром или изнывали от летней жары, все в одинаковых полосатых мундирах, с одинаково остриженными головами и впалыми щеками. Они стали единой массой одинаковых тел, от которых офицерам СС было намеренно легче дистанцироваться, не ощущая с ними никакой человеческой связи. Любящие отцы, упрямые племянники, любимые врачи, преданные своему делу часовщики, раввины и настройщики фортепиано – все слилось в единую массу недифференцированных тел, которые больше не рассматривались как люди, заслуживающие сочувствия. В глазах своих мучителей они были объектами, которые нуждаются в тотальном контроле и с которыми можно действовать по своему усмотрению. Они больше не были людьми, они превратились в числа, в инструмент для достижения целей.

Также и африканцы по прибытии на аукционные участки и в трудовые лагеря американского Юга лишались своих имен и, подобно собакам, сменившим владельца, получали новые, часто издевательские имена, например Цезарь, Самсон или Дред. Их лишали прошлой жизни и национальной идентичности йоруба, асанте или игбо; не было больше сына рыбака, племянника деревенского священника или дочери акушерки. Спустя десятилетия евреев лишили имен и фамилий и заставили запоминать личные номера, присвоенные им в концентрационных лагерях. Тысячелетия назад неприкасаемым в Индии были присвоены фамилии, которые уничижительно информировали окружающих о выполняемой ими грязной работе, в то время как брахманы, многие в буквальном смысле, носили имена богов.