Касты. Истоки неравенства в XXI веке - Изабель Уилкерсон

Закон формально прекратил действовать в течение десятилетия, известного как Реконструкция, когда Север взял под контроль бывшую Конфедерацию, но фактически снова начал работать, когда Север отступил, и бывшие поработители снова пришли к власти, готовые отомстить за свое поражение в Гражданской войне. В Северной Каролине, во времена рабства и в эпоху издольщины, людям из низшей касты запрещалось торговать любыми товарами, иначе им грозило наказание в тридцать девять ударов плетью[183]. Это заблокировало основной путь к заработку на собственном сельскохозяйственном труде и вынудило их попасть в экономическую зависимость от господствующей касты.

«Кастовый порядок, пришедший на смену рабству, определял негров в рабочие и слуги для белого населения, – писал ученый Эдвард Рейтер. – Выбор у них был небольшой, и большинство занятий, не относящихся к неквалифицированному физическому труду, были для них недоступны»[184].

Юг закрыл им пути ко всем станциям дальше тех, на которые они были назначены. «Нет ничего хуже тех вещей, что могут отвлечь негра от ручки плуга, кастрюли, словом, работы слуги, – сказал губернатор штата Миссисипи Джеймс К. Вардаман. – Всемогущий Бог создал его для холопства. Больше он ни на что не годен»[185].

Те, кому удалось уйти на Север после Гражданской войны и во время больших волн Великого переселения народов, начавшихся в Первую мировую войну, обнаружили, что они могут покинуть Юг, но не выйти из касты. Они пришли на Север снизу, оказавшись в положении ниже южных и восточных европейцев, которые, возможно, еще не выучили английский, но которым разрешили вступать в профсоюзы и жить в районах с более высоким уровнем обслуживания, куда не допускали чернокожих граждан, чей труд облагородил землю и увеличил благосостояние страны[186]. Хотя не существовало федерального закона, ограничивающего людей определенными занятиями по признаку расы, законодательные акты на юге и обычаи на севере удерживали людей из низших каст на предписанном им месте. Северные предприятия часто нанимали афроамериканцев только в качестве штрейкбрехеров, а профсоюзы не позволяли им заниматься рядом профессий, предназначенных только для белых, например монтажом труб и сантехническими работами. Городские инспекторы отказывались подписывать работу черных электриков. Завод в Милуоки отказывал в работе чернокожим мужчинам, которые заходили через главные ворота. В Нью-Йорке и Филадельфии чернокожим людям долгое время прямо выдавали только лицензии на вождение телег.

«Ему были закрыты все пути к светлому будущему»[187], – писал Уильям А. Синклер, автор работ по истории рабства и его последствий, о судьбе человека из подчиненной касты.

Были исключения – некоторые выбирали невольников, в основном детей от рабовладельцев, на работу плотниками, кузнецами или специалистами в других ремеслах, которые требовались бы на больших плантациях, таких как плантации Томаса Джефферсона в Монтичелло.

Даже в Индии, где существуют тысячи каст внутри каст, в пределах четырех основных варн, «ни одна профессия не привязана к конкретной касте»[188], – писали антропологи У. Ллойд Уорнер и Эллисон Дэвис. «Хотя теоретически каста требует профессиональной специализации, на практике даже у наиболее идеально организованной из нескольких каст, брахманов, есть широкое разнообразие занятий». Французский антрополог и философ Селестен Бугле писал, что в индийской кастовой системе «можно выделить шесть торговых каст, три книжных, сорок крестьянских, двадцать четыре мастеровых, девять пастушьих и охотничьих, четырнадцать связанных с морским промыслом, двенадцать ремесленных, плотничьих, кузнечных, ювелирных и гончарных, тринадцать ткацких, тринадцать винодельных, одиннадцать связанных с работой по дому»[189].

Таким образом, кастовые различия в Америке, возможно, некоторое время были даже более резкими, чем в Индии. В 1890 году «85 процентов чернокожих мужчин и 96 процентов чернокожих женщин были заняты всего в двух профессиональных категориях, – писал социолог Стивен Стейнберг, – сельское хозяйство и домашнее или личное обслуживание»[190]. Сорок лет спустя, когда началась Депрессия и афроамериканцы переехали в северные города, процент черных людей в нижней части трудовой иерархии остался прежним, хотя к тому времени почти половина чернокожих выполняла ручной труд, который требовал только физической силы. Только 5 процентов числились в рядах «белых воротничков» – многие из них были министрами, учителями и владельцами малого бизнеса, работающими на благо других чернокожих.

Статус афроамериканцев как на севере, так и на юге был настолько очевиден, что белые люди отказывались выполнять обязанности, которые считали унизительными для своего статуса. Один британский турист 1810-х годов заметил, что белые американцы хорошо знали, какие задачи подходят только чернокожим. Белые бедняки в Огайо «отказывались носить воду для собственных нужд, – писал историк Дэвид Р. Рёдигер, – опасаясь, что их сочтут «подобными рабам»[191].

Исторически сложившаяся ассоциация между черным трудом и чернотой делала еще устойчивее порочный круг, в котором оказались чернокожие граждане. Их наказывали за то, что они находились в положении, которое вынуждены были терпеть. Рабское бремя преследовало их и на свободе.

По мере изменения формы кастовой системы в XX веке доминирующая каста находила все более изощренные способы насаждения профессиональной иерархии. «Если белые и цветные люди работают вместе, – писал историк Бертрам Дойл в 1930-х годах, – они, как правило, не выполняют одни и те же задачи и, конечно, не находятся в равном статусе… Негры редко, если вообще когда-либо, получают власть над белыми людьми. Более того, негр рассчитывает остаться в нижних рядах; поднимаясь, если это вообще возможно, только над другими неграми»[192]. Как бы хорошо он ни выполнял свою работу, писал Дойл, «он зачастую не может надеяться на повышение по службе».